Схватка (повести о чекистах) - Юзеф Янушевич Принцев

свидетеля! — бесстрастно произнес Герасимов, а затем повернулся к Садовникову: — Спасибо, Николай Андреевич!

Когда протокол опознания был подписан, Герасимов проводил Садовникова до выхода. Спускаясь по лестнице, Николай Андреевич спросил:

— А что портрет? Найдете?

— Ищем, — только и ответил ему Герасимов.

«В связи с расследованием дела Тарновской Т. С. к уголовной ответственности должны быть привлечены проходившие ранее по этому же делу в качестве свидетелей граждане Костров Юрий Александрович и Белявский Александр Александрович, в настоящее время скрывающиеся от правоохранительных органов. Прошу принять меры к розыску указанных лиц.

16 мая 1980 г.

Следователь Герасимов».

Из постановления:

«...Прошу продлить срок расследования по делу Тарновской Т. С. на один месяц, до 17 июня 1980 г.

17 мая 1980 г.

Следователь Герасимов».

«Срок предварительного следствия и содержания под стражей Тарновской Т. С. продлить. Прокурор г. Ленинграда.

17 мая 1980 г.

Подпись».

Глава четвертая

ПОВОРОТ ВСЕ ВДРУГ

— Прошлый раз я сказала, что хочу дать чистосердечные показания. Я хочу вернуть хотя бы часть ценностей, которые еще не ушли за границу.

— Перечислите эти ценности, — попросил Герасимов.

Тарновская сосредоточенно стала перечислять, при этом каждый раз, называя картину, загибала пальцы своей маленькой, потерявшей былую ухоженность руки:

— Значит, так: Клевер «Осенний лес», затем его же «Зима», потом Алисов «Море», Галактионов «Пейзаж с дворцом», Жубер «Море и лодки»... Еще Адамс «Кораблекрушение». И еще два фарфоровых бюста: Афина и мужской бюст.

— Где все это находится?

— Это все находится в городе Таллине у Андреса Суура. Ценности упакованы в чемодан темно-серого цвета, довольно большого размера. Все эти ценности стоят двадцать пять тысяч рублей — это я знаю со слов владельца, которому я обещала отправить их в Финляндию Матти Рантаннену.

— Кто такой Рантаннен?

— Один финский делец — его нашел для меня Андрес.

— Каким образом вы собирались переправить эти предметы за рубеж?

— Ценности должны быть отправлены длинной цепочкой. Шестого апреля я привезла их в Таллин, где передала чемодан Андресу. Андрес сказал, что у него есть знакомый таможенник, который обещал за три тысячи рублей переправить чемодан, минуя досмотр. Деньги я должна была вручить через Андреса, после того как доставят чемодан Рантаннену. За эти картины Рантаннен обещал обеспечить меня квартирой, работой, устроить на курсы финского языка и обучения специальности. На моего мужа, Баламбеса, я не могу рассчитывать: он в Хельсинки сам работает мойщиком машин, ему содержать меня будет трудно. Я должна работать.

— Знакомы ли вы с таможенником, который обещал переправить чемодан, минуя таможенный досмотр?

— Нет, я его не знаю, знает Андрес.

— При каких обстоятельствах вы познакомились с Андресом Сууром?

— Я его увидела впервые в доме родителей Баламбеса, Исаака Ароновича и Евгении Александровны. Андрес — эстонец, лет тридцати, окончил университет, но работает на мясокомбинате. У него жена — Ине, есть дочь трех лет. У меня с Андресом сложились хорошие отношения. Ни разу не ссорились, наоборот, испытывали друг к другу симпатию. Однажды Андрес мне сказал, что у него в Финляндии есть знакомый, который просит посылать ему водку, да только надо ли посылать — еще сопьется, чего доброго!..

Из этого разговора я поняла, что можно посылать не только водку, но и многое другое. И когда один ленинградский знакомый попросил меня, не могу ли я сбыть за рубежом некоторые картины, я договорилась об этом с Андресом. Когда я привезла ему чемодан, то предупредила: «Андрес, это не мой чемодан. В нем картины и фарфор — на двадцать пять тысяч. Я отвечаю перед владельцем за двадцать пять тысяч, а если сейчас что-нибудь с ним случится — отвечать будешь ты!». Андрес сказал, что все будет в порядке. Так что сейчас чемодан у него, но вам он не отдаст его. Он отдаст, если только я лично встречусь с ним. Потому и прошу, чтобы меня отпустили под честное слово!

— Мы этот вопрос обсудим позже, — сказал Герасимов. — Скажите, Татьяна Сергеевна, знакомы ли вы с Александром Белявским? Коллекционер есть такой, слыхали?

— Да. Его все знакомые называют «Три толстяка» — толстый такой мужик, еще молодой, а живот распустил. У него квартира на площади Искусств, я была там несколько раз. А познакомил нас мой старый друг, Олег Погребинский. Саше Белявскому нужна была юридическая консультация, он собирался разводиться. На квартире у Белявского я видела несколько картин, одна очень большого размера, с Наполеоном в горящей Москве. Не как у Верещагина, а по-другому. Мне она не понравилась: у Наполеона чересчур большой нос.

— Вы приобретали у Белявского какое-либо произведение искусства?

— Маленькое полотно Маковского.

— Которого? — поинтересовался Герасимов.

— Что — которого? — не поняла Тарновская.

— Которого Маковского? Было два брата-художника.

Тарновская пожала плечами.

— Я не помню. Там какая-то жанровая сценка. С самоваром.

— А с Костровым вы знакомы? — неожиданно спросил Герасимов.

— С Костровым? — переспросила Тарновская.

— Да, с Юрием Александровичем Костровым.

— Ах, с Юрой!.. Да, Саша Белявский познакомил нас. Юра Костров тоже коллекционер. Дело в том, что один из отъезжавших в Израиль попросил меня продать принадлежавшую ему картину, пейзаж, за тысячу рублей. Вот Костров и приезжал ко мне, чтобы посмотреть картину. Но она ему не понравилась, и я картину вернула владельцу. Потом я еще несколько раз встречалась с Костровым. Дело в том, что у него большая семья. То есть не у него, а у его матери, которая живет в Соснове. В их семье есть глухонемой брат Юры. Второй брат уехал в Австрию, а еще одного, Валеру, привлекали тогда за воровство, и он с Юрой консультировался у меня.

Герасимов понимал, что Тарновская сказала уже очень много, но он чувствовал подсознательно, что дальнейшая детализация вокруг одного какого-нибудь знакомого имени пока что принесет мало пользы. Он решил переменить тему разговора и спросил:

— Татьяна Сергеевна, мы с вами не первый раз встречаемся, о многом поговорили, и я все поражаюсь: почему вокруг вас все время вились люди, которые в той или иной степени не ладят с законами нашего государства? Чем это объяснить, что именно эти люди вас привлекали? Или скажем наоборот: почему именно к вам обращались люди такого сорта?

Тарновская сощурилась, губы ее растянулись в