Нефритовая лиса - Крис Велрайт

Сейчас он был по-настоящему великолепен.

Зал утопал в мягком свете сотен подвешенных фонарей из рисовой бумаги. Балки под потолком были расписаны изображениями небесных птиц, а стены украшали вышитые панно с танцующими богинями. В центре стояла сцена — не помост, а круглый подиум, обтянутый лиловым шёлком. По периметру расставлены низкие столики, за каждым из которых сидели мужчины — кто-то в богатых шёлковых халатах, кто-то в дорожной одежде, но все — с одинаковым выражением на лицах: они ждали развлечения.

— Видишь того в синем? — прошептала Чжа. — Это один из поставщиков хозяйки. А рядом с ним — сын судьи. Молодой, но жадный до впечатлений. Его часто приводят сюда, чтобы «обучать».

Ицин молчала. Её взгляд скользнул по девушкам в шёлковых одеждах, украшенных брошами, подвесками, тонкими цепями. Они подходили к столам с грацией танцовщиц, одни — улыбаясь, другие — с опущенным взором.

— Я не знала, что в борделе столько много девушек. Или это гостьи? Кто они? — выдохнула Ицин.

— Нет, это те, кто заслужил имя, — ответила Чжа. — Та, в лунно-зелёном, — Жемчужина. А в золотом — Дочь сливы, любимая одного из чиновников. Он дарит ей брошки в виде бабочек.

— И все они…? — Ицин не смогла закончить фразу.

— Все они когда-то мыли полы. — тихо хихикнула Чжа.

Они замолчали. Внизу зазвучал гонг — началось представления. На подиум вышла Белый Лотос, облачённая в шёлковый наряд цвета слоновой кости. Её волосы были уложены в сложную прическу, украшенную яшмовыми шпильками. Она не пела — только двигалась, а зал замер.

Ицин никогда не видела ничего подобного. Танец был странным, почти гипнотическим — плавные движения кистей, повороты головы, извивы тела — всё казалось языком, который понимали только мужчины внизу. Каждый её жест был обещанием.

Чжа вздохнула:

— Вот что бывает, когда ты понимаешь, как устроен этот дом и учишься быть полезной для хозяйки.

Ицин и представить не могла, насколько популярна в этом доме Белый Лотос. Когда та вышла на сцену, всё вокруг будто стихло. Разговоры смолкли, смех погас, даже вееры в женских руках замерли на полпути. Мужчины — молодые и старые, знатные и простые — заворожённо следили за каждым её движением, будто их заколдовали. Их глаза были полны нескрываемой похоти и желания. Ицин стало не по себе. Её передёрнуло.

Как можно так смотреть на женщину? Как можно так выносить себя на показ?

Белый Лотос танцевала медленно, величественно, будто каждый шаг был заранее отмерен судьбой. Её тело обвивали прозрачные ткани, украшенные вышивкой, на шее поблескивало ожерелье из нефритовых бусин. Даже её дыхание казалось частью танца.

Ицин опустила взгляд. Она не хотела видеть, как жадно следят за Белым Лотосом гости, как кто-то облизывает губы, кто-то сминает край подушки в руке, кто-то даже делает едва заметный жест, вызывая её к себе. Всё это вызывало у неё отвращение, стыд и — что самое страшное — страх.

Чтобы отвлечься, она принялась разглядывать гостей.

Мужчины в шёлках, с богатой вышивкой на рукавах. Пояса с тяжелыми пряжками, кольца с печатями на пальцах, веера с золотыми кисточками. Кто-то ест лотосовые сладости, кто-то тянет прозрачное вино из тонкостенного кубка. На столах — угощения, которыми когда-то угощали её саму: маринованные сливы, жареные баклажаны, лепёшки с кунжутом.

А потом она увидела его.

Сначала — только силуэт. Чёткий профиль, тень на щеке, волосы, перевязанные синей лентой. Она моргнула. Сердце болезненно дернулось. Наверное, показалось.

Но он повернул голову, и Ицин вскрикнула — негромко, почти беззвучно, как зверёк, пойманный в капкан. Она отпрянула вглубь тени, прижав руку ко рту.

Это был он. Чжэнь.

Он сидел за вторым от сцены столом, в окружении гостей. Его наряд был новым, парадным, на груди поблёскивала брошь с иероглифом «благородство». Он медленно поднёс кубок ко рту и слегка кивнул Белому Лотосу, не отрываясь от неё глазами. Улыбнулся — так, как умеет только он: снисходительно, лениво, будто наблюдает за кем-то, кто танцует только для него.

Ицин попятилась, задела плечом стену и замерла. В ней всё сжалось.

Она была уверена, что он знал. Ицин не сомневалась в этом. Он знал, куда её привезли. Он знал, что за этими стенами она — не госпожа, не дочь семьи Дзяо, а просто вещь, товар. И он всё равно пришёл. Сидел, развалившись на подушках, пил вино, разглядывал Белый Лотос с тем же вожделением, как и остальные.

От ярости у Ицин перехватило дыхание. Её губы задрожали. Она прикусила их до боли, но не помогло — в груди бушевал настоящий ураган.

«Неужели ты пришёл, чтобы посмотреть, как твоя сестра падёт до уровня тех, кого тут покупают? Или тебе просто всё равно?»

Стыд, страх, злость — всё смешалось в один ком, подступивший к горлу.

— Что случилось? — тихо спросила Чжа, заметив, как побледнело лицо Ицин.

— Там… — Ицин сглотнула, — там мой брат.

Чжа не знала всей истории Ицин, но про брата уже кое-что наслышалась от нее.

— Это тот самый, что помог тебе сюда попасть? — лицо Чжи исказилось. — О, змеюка. Покажи его мне. Покажи эту гниду.

Ицин медленно подняла дрожащую руку и указала на стол, за которым сидел Чжэнь.

Чжа прищурилась. Увидела.

— Ты посмотри на это… — её голос сочился ядом. — Распластался как жирный кот, щёки отполированы, шёлк на пузе блестит. Жрёт и пьёт, пока его сестру моют за ушами, чтобы как следует продать.

Чжа не знала всей истории Ицин, но про брата уже наслышалась от нее. Ицин тяжело вздохнула и, дрожащим голосом, коротко пересказала, как всё случилось: Шу Чао, позор, ритуал, страх, предательство — и отец, которого она до последнего считала своим последним союзником.

Чжа выслушала всё молча. Лишь под конец стиснула зубы и фыркнула.

— Гадюшник, а не семья. Но знаешь, ты удивишься, сколько у нас тут таких. У меня самой мать сдала меня в лавку за горсть риса. Потом хозяйка выкупила — и я здесь. Мы с тобой, знаешь… не так уж и разные.

Глаза Ицин были прикованы к Чжэню, но теперь в них не было страха. Только зреющее, темнеющее, ледяное чувство.

Ненависть.

— Не хочу больше на это смотреть, — тихо, но с таким отчаянием в голосе, что он будто пронзил воздух, сказала Ицин. — Я возвращаюсь.

Чжа не стала задавать вопросов, не стала