Дмитрий Корбов - Чекисты рассказывают. Книга 6-я

Врач скорбно опустил голову: «Значит, я не ошибся. Митрич успел передать бутыль спирта партизанам! Даже дряхлый старик и тот боролся с ними! А я? А я, как я мог...» — в сотый раз казнил он себя.

...Представив документы об участии в партизанском движении в горздравотдел, Мужичков получил место старшего хирурга в одной из городских больниц.

Работы было много: день и ночь он проводил среди больных. Стал привыкать к новому месту, к людям, с которыми работал. Но однажды к нему подошел больной, которого он оперировал по поводу аппендицита, и вкрадчиво сказал:

— Николай Михеевич, а помните вечера в офицерском казино, где вы не раз бывали?

— О чем вы? — резко спросил Мужичков.

— О том, дорогой Николай Михеевич, о том... Я помню, как...

Их прервали.

Дома он не мог вспомнить, где видел этого толстяка с венчиком рыжих волос вокруг лысины. И только утром, приехав на работу и увидев ухмылочку на лице больного, вспомнил, что действительно видел его в офицерском казино. Он работал там шеф-поваром. Его не раз вызывал к их столу обер-лейтенант Боот, благодарил за вкусные блюда и угощал рюмкой вина. А тот гнулся перед фашистом в холуйском поклоне.

Толстяк пришел к нему на осмотр и снова начал воспоминания:

— Какая миленькая дамочка была фрау Кравчинская... Знаете, порою я даже завидовал вам...

Врач заерзал на стуле, подумал: «Какого черта он это все мне говорит», — и строго сказал:

— Прекратите...

— А вы не волнуйтесь, дорогой Николай Михеевич, — сладко заворковал шантажист. — Я вашего незабвенного родителя хорошо помню. Строгий был человек. Вы в матушку... — Толстяк хитро посмотрел на Мужичкова. — Мне бы местечко в вашей больнице, а? Шеф-повар я. Больные людишки кушают мало. Больше переводят добро. А время сейчас трудное, голодное, сами видите. Если по-разумному составить рацион, то и они будут сыты, и немало останется... Главное, чтоб с головой дело вести. Да и вы в обиде не останетесь. Заверяю вас.

Врач молчал. А толстяк, принимая молчание за согласие, с каждым словом наглел. Бормотал с улыбочкой, сверля врача хищными глазками:

— Мы — люди маленькие, нам много не надо... А известно вам, дорогой Николай Михеевич, что матушка ваша Ирина Александровна уехала в Германию? Не волнуйтесь. С полным комфортом, на легковой машине отбыла. И не одна, представьте! С одной русской дамой из бывших, а теперь женой поставщика продовольствия для германской армии.

Это известие ошеломило врача: его мать бросила родную землю и сына, который, как считала, находился в страшной беде?!

— Так как же, Николай Михеевич, вы согласны? — после паузы спросил толстяк.

— Мразь! — не выдержал Мужичков. — Убирайся отсюда.

Он вскочил со стула, схватил толстяка за ворот теплой полосатой пижамы и так толкнул, что бывший шеф-повар с шумом вывалился в коридор...

Через неделю врач сидел в вагоне поезда, следовавшего на север. Он не мог больше оставаться в городе, где прошлое следовало за ним по пятам.

Теперь он часто менял места работы, боялся, что новые сослуживцы могут узнать о его прошлом и строго осудить его. А вдруг найдутся еще такие, как шеф-повар из офицерского казино...

Только спустя много лет, изнуренный тоской по дому, он вернулся в родные края. Стал снова работать главным хирургом областной больницы, преподавать в мединституте, защитил докторскую диссертацию. Его уважали сослуживцы, любили студенты. Однако тяжелый проступок, совершенный им в далекой молодости, по-прежнему тяготил его. Душевный покой и моральное удовлетворение он находил лишь в работе: ей он отдавал все свои силы и время. Все чаще и чаще перед ним вставал вопрос: как мог он так оступиться, предать народ, из недр которого вышел? (Прадед — крепостной. Дед рабочий. Отец окончил университет на трудовые рубли деда.) Мать считала отца главным виновником своей безвозвратно погибшей молодости и чуть ли не своим врагом.

Лишившись, как она считала, по вине мужа роскоши, комфорта и благополучия родительского дома, она ожесточилась. Сейчас он понимал, что мировоззрение матери не могло не повлиять на его взгляды. Отца он видел мало. Воспитанием его занималась мать. Настроенная к новому строю враждебно, она старалась изолировать сына от окружавшей их среды. Он не был ни пионером, ни комсомольцем, сторонился общественной работы, не имел он и близких друзей, с которыми можно было бы откровенно поделиться горестями и радостями.

Изучая архивы отца, он все больше убеждался в том, что отец был прекрасным врачом. Работал вдохновенно. Его любили. Об этом свидетельствовали многочисленные письма от его бывших пациентов, официальные документы, характеристики. Все это теперь радовало и успокаивало сына.

...Когда началась Великая Отечественная война, отец был тяжело болен. Фронт неумолимо приближался к их городу. Почти каждую ночь земля дрожала от разрывов вражеских бомб. Вместе с другими больными и ранеными отца готовили к эвакуации. Но мать отказалась ехать с ним.

Он слышал их разговор.

— Куда и зачем нам уезжать из своего дома? Ты болен, а дорога трудная, дальняя! — заявила мать.

— Что ты говоришь, Ирина? Это же фашисты! Они скоро будут здесь!

— Ну и что? Германия всегда была передовой и культурной страной. Многому у нее учились другие народы.

— Это верно, но сейчас ею правят фашисты. Неужели тебе недостаточно того, что о них пишут в газетах и говорят? — увещевал ее отец.

Но мать была непреклонна.

— Вздор! Будем надеяться на лучшее.

Мать категорически отказалась сопровождать отца. Скандал сыграл свою роль. Отцу стало совсем плохо, и он скончался от инфаркта... Вскоре Мужичкова-младшего вызвали в горвоенкомат. Мать рыдала. Он «дал слабину» — скрылся и вернулся уже тогда, когда город был оккупирован. Скребло на душе, чувствовал себя неуютно, но уговаривал себя тем, что он врач, только врач и будет лечить людей, не вмешиваясь в политику. Но политика сама «вмешалась» в его жизнь...

Профессор Николай Михеевич Мужичков стоял у раскрытого окна своего кабинета на первом этаже и смотрел на просторный больничный двор. Молодая листва березок, что росли на месте уничтоженных войной старых деревьев, золотилась в лучах майского заката. Было тепло и тихо. Он горько подумал вдруг: жизнь кончается, а у меня ни одной родной, близкой души рядом!

Зазвонил телефон. Николай Михеевич снял трубку.

— Да, я... Тяжелый случай? Полковник Уваров? Сейчас буду.

Операция была сложной, длилась долго но закончилась благополучно. Больного увезли в палату.

— Благодарю вас, друзья! — тихо сказал профессор и вышел из операционной.