Путешествие в Сиам - Анна Леонуэнс

читателю, который, отдавая мне должное, вспомнит, что ко времени смерти Его Величества 1 октября 1868 года печать тайны уже не существовала.

ОЧЕНЬ ЛИЧНЫЙ ПОСТСКРИПТУМ

В номере сингапурской газеты «Дейли ньюс», вышедшем сразу же после прибытия парохода «Чао Пхья» в Сингапур, было напечатано письмо некоего жителя Бангкока, датированное 16 марта 1866 года. Этой газеты у меня нет… Я не знаю ни номера ее, ни даты выпуска, чтобы представить ее вам теперь, но, полагаю, эта газета имеется на руках у нескольких иностранцев в Бангкоке, и, возможно, вы ее читали. Если нет, можно приобрести ее у кого-то другого или выписать из Сингапура. По внимательном прочтении вы не станете подвергать сомнению мое вышеупомянутое опровержение, тем более что в целом люди здесь – и сиамцы, и иностранцы – не очень довольны мной и моим наследником и возлагают надежды на другую приятную в их понимании семью. Автор той статьи утверждает, что некая принцесса достойна занять главенствующее положение в моем гареме (помещение или часть дворца для Женщин восточного монарха) [156]. На это могу сказать, что мне такое намерение и в голову не приходило даже во сне! Пожалуй, я скорее умру, чем решусь на такое!

Все, что здесь написано моей рукой, должно держать в секрете.

С наилучшими пожеланиями,

преданный вам

С. П. П. М. Монгкут

король Сиама,

в 5441-й день своего правления

Автор этого письма безгранично вам доверяет и полагается на вашу порядочность.

Как добрый друг Его Величества, я сожалею, что он, поддавшись слабости, опустился до столь очевидного притворства в выражении праведного негодования. Принцессой высшего ранга, о которой шла речь в статье, была принцесса Чиангмая, но автор, не обладая точной информацией, по ошибке подразумевал принцессу Туй Дуанг Прабха – племянницу Его Величества. Посему король мог со спокойной душой утверждать, что на племянницу он видов не имеет. В то же время он прекрасно знал, что автор статьи просто перепутал женщин, но относительно его намерений не ошибался. Принцесса Чиангмая была супругой, а принцесса Туй Дуанг дочерью родного брата Его Величества, Второго короля, который не так давно скончался.

Принцесса Чиангмая

Думаю, читателю – да и автору тоже – приятнее будет отвлечься от короля-притворщика, который рабски оттачивает свое умение лицемерить, скрывая за красивыми словами подлые мысли, и увидеть в нем джентльмена, друга, отца, который дал отдохновение своему сердцу, наполнив его добротой и любовью, что великолепно продемонстрировано в следующей записке:

Ранчаупури,

34 февраля 1865 г.

ЛЕДИ Л. И ЕЕ СЫНУ ЛУИ, Бангкок

Мы очень довольны нашим путешествием… сейчас находимся в городе, который официально называется так, как указано выше, а на языке простых людей – «Паркпхриек». Здесь мы остановились на несколько дней и уезжаем отсюда завтра на рассвете. Мы думаем о Вас с почтением и посылаем Вам дикие яблоки и ягоды, очень нежные на вкус, а также немного табака – основные продукты данного региона. Надеюсь, вы оба согласитесь принять от нас эти дары природы.

Домой в Бангкок мы возвратимся в начале марта.

Преданный вам

С. П. П. М. Монгкут,

Король Сиама в свой 5035-й день правления

И Ваши любимые ученики

Йинг Юлакс

Манеабхадахорн

Сомдеч Чаофа Чулалонгкорн [157]

Критахинихар

Прабхасор

Сомавати.

Глава XXVII

Отъезд

В 1864 году я стала замечать, что работать мне приходится гораздо больше, чем раньше. Порой я засиживалась до десяти часов вечера, выполняя бесконечные переводы, которые мне поручали. А еще я чувствовала, что за мной постоянно и пристально наблюдают, но как и кто – установить это не представлялось возможным. Одним из соблазнов, побудивших меня согласиться на должность учительницы королевской семьи, было заверение Его Величества в том, что он увеличит мне жалованье после годового испытательного срока, если будет мною доволен. Прошло почти три года, когда я впервые осмелилась напомнить королю о его обещании. К моему изумлению, он прямо заявил мне, что недоволен мною, что я несговорчива и неуправляема, придаю больше значения тому, что правильно и неправильно, а не послушанию и подчинению. А по поводу жалованья он высказался так:

– С чего вдруг вы бедная? Вы каждый день обращаетесь ко мне с какими-то ходатайствами, с жалобами на некие невзгоды или несправедливость, требуете, чтобы «Ваше Величество милостиво рассмотрел вопрос и восстановил справедливость», и я иду вам навстречу, потому что вы нужны мне как переводчик и так далее. А теперь вы заявляете, что вам нужно увеличить жалованье! Хотите иметь все сразу? Почему вы не заставляете их вам платить? Раз я удовлетворяю все ваши просьбы о помощи нуждающимся, вы должны быть богатой. В противном случае вы просто лишены мудрости.

Не зная, что ответить на столь нелестную оценку моего поведения, я молча вернулась к исполнению своих обязанностей, а они с каждым днем становились все более разнообразными и ответственными. Перевод, исправление текстов, переписывание, диктовка, чтение – у меня почти не было свободного времени; а если я вдруг начинала бунтовать, на голову беззащитного секретаря из местных сразу же обрушивалось возмездие.

Одно меня утешало: я знала, что могу подружиться с женщинами и детьми, жившими во дворце. Видя, что я не боюсь противостоять королю в его самых вопиющих проявлениях тирании, они вообразили, будто я обладаю сверхъестественными возможностями, и тайно обращались ко мне с жалобами, в полной уверенности, что рано или поздно я добьюсь их удовлетворения. Таким образом, сама того не желая, не давая на то согласия, я невольно оказалась в роли посредника между угнетателем и угнетенными. С тех пор я не знала покоя. Почти каждый день меня просили принять меры против беспричинной жестокости судей и чиновников, и в конце концов я восстановила против себя весь Тайный совет (Сан Луанг). Я старалась не вмешиваться в дела, связанные с пытками, тюремным заключением, вымогательствами, но не могла отказать матерям и сестрам пострадавших, и мне ничего не оставалось как пытаться им помочь. Иногда я отправляла с моими просительницами сына, иногда ходила сама; если и удавалось мне добиться правосудного решения, то только в силу того, что судьи опасались моего предположительного влияния на короля, но ни разу, потому что это было справедливо. Мои друзья из числа сиамцев и европейцев говорили, что я зарабатываю целое состояние. Я не считала нужным их в том разубеждать, хотя эти домыслы были оскорбительны. На самом деле мое заступничество было не вполне бескорыстным: я страдала от того, что сталкиваюсь с