Схватка (повести о чекистах) - Юзеф Янушевич Принцев

что у них, забот никаких нет?..» Теперь я могу доложить начальству: есть, есть у моих подчиненных заботы! Вот только как ты думаешь с этими заботами справиться?

Герасимов машинально потянулся за фигуркой Дон Кихота, но под взглядом начальника отдернул руку, двумя пальцами потер по привычке переносицу.

— У меня такое предложение: надо посмотреть, кто из водителей «Совтрансавто» чаще других ездил через Торфяновку последние несколько месяцев, скажем с ноября-декабря прошлого года. Насколько я понял из ориентировки, именно с этого времени стали появляться на зарубежном рынке предметы русского искусства? Надо уточнить, кто из этих водителей в ближайшие дни пойдет в международный рейс, и тогда снова поехать в Торфяновку, побыть при досмотре.

Виктор Борисович вышел из-за стола, прошелся из угла в угол кабинета, остановился возле Герасимова.

— Могу тебя обрадовать: Владимир Иванович поднял дело Рогачева, изучил его и обнаружил любопытные для нас сведения. Оказывается, Зинаида Бубнова в то время, уже будучи замужем и имея ребенка двух лет, встречалась, как теперь любят выражаться, еще с двумя шоферами, Довгалевым и Скурко. Короче, была одновременно их любовницей. Заметим, что оба эти водителя и сейчас работают на международных перевозках, следовательно, утверждение Власовой, что Бубнова передавала Довгалеву какую-то икону, могло иметь место. Что ты на это скажешь?

— Меня одно возмущает, Виктор Борисович, — отозвался горячо Петр, — как они там кадры подбирают на такое ответственное дело? Человек возит через государственную границу большие ценности, а его моральный облик как будто никого не интересует!

— Как же, не интересует! — улыбнулся Яковлев. — Власова в своем заявлении про моральный облик как раз и написала!..

— Нет, ну правда, на что это похоже: вдвоем живут с замужней бабой, у которой есть муж и ребенок! Какой-то... какая-то...

Он не нашел подходящего слова и машинально потянулся за фигуркой Дон Кихота.

— Положь вещь на место! — веско остановил его Виктор Борисович и тут же добавил миролюбиво: — Я, Петр Васильевич, согласен с тобой полностью насчет подбора кадров. А вот насчет этих самых интимных отношений хочу сказать: это, знаешь, самая непростая область человеческой жизни. Представь себе: отличный специалист, дисциплинирован, не пьет, не курит, матерно не ругается. Ежедневно читает все газеты и слушает радио, может, даже и до книг охоч — одним словом, полный порядок. Но при этом, скажем так, бабник. Как прикажешь оценивать его? Чересчур любит женщин? Так, видимо, и они его любят — это ведь процесс двусторонний! И выходит, что все наши с тобой сетования — вроде бы не что иное, как «неосязаемый чувствами звук»!

— В том-то и дело, что не так! — возразил Герасимов. — Если человек развратник, то не может он быть порядочным и в других отношениях!..

— Суров, но справедлив!.. — одобрительно кивнул ему Яковлев. — Но давай ближе к делу: как видишь, сведения Владимира Ивановича неплохо стыкуются с твоими. А главное, завтра в рейс на Скандинавию и в ФРГ через Торфяновку поедет водитель Довгалев.

— Так это же здорово! — обрадовался Петр. — Я завтра же снова поеду туда!

— Нет, завтра туда поедет Берестов — нечего тебе мозолить там глаза! Ты проинструктируй Владимира Ивановича, скажи о своих наблюдениях, чтобы он знал что к чему.

— А где сейчас Берестов? — поинтересовался Герасимов.

— Он сейчас в порту, но там пока нет никаких впечатляющих результатов. Так что придется и тебе потрудиться...

На другой день Берестов появился в Торфяновке. Его, как прежде Герасимова, встретил тот же Чичигейко.

— Что-то вы к нам зачастили, дорогие товарищи! — сказал он, добродушно улыбаясь. — Впрочем, погода хорошая, почему бы и не выехать на природу?

Не особо прислушиваясь к его словам, Владимир Иванович занялся делом: сидя за столом у окна, он листал списки машин, которые должны будут пройти сегодня через таможенный досмотр. На бетонной площадке перед зданием уже стояли некоторые из них: груженные бревнами финские лесовозы, трейлеры с контейнерами, высокие «шаланды» с двумя изогнутыми в разные стороны стрелами, нарисованными на кабинах и бортах, — машины для международной перевозки грузов.

— Я хотел бы присутствовать при досмотре машин, — сказал Берестов.

— Будет исполнено, товарищ начальник! — охотно согласился Чичигейко, и его полные щеки, казалось, раздались от едва сдерживаемого смеха.

Довгалев не заставил себя ждать — его машина пришла около десяти часов утра. Чичигейко лично принялся за осмотр кабины, в то время как другие таможенники занялись полуприцепом с грузом. Берестов стоял неподалеку, наблюдая за Довгалевым. Это был высокий сутулый мужчина лет сорока, с большими ушами и коротким курносым носом, что, однако, не портило его лица: оно было симпатичным и чем-то напоминало физиономию Чебурашки. Вел себя Довгалев спокойно, без напряжения, охотно отвечал на вопросы таможенников, неторопливо складывал уже просмотренные документы в бумажник.

Чичигейко перерыл всю кабину, придирчиво осмотрел содержимое чемодана шофера, который валялся поверх матраца на спальном месте. Ничего подозрительного не было обнаружено, и Берестов, хотя и не льстил себя с самого начала большими надеждами, испытывал чувство разочарования.

Он уже собирался уйти в помещение, когда таможенники приступили к досмотру второй машины из треста «Совавтотранс». Это также был МАЗ-205 с полуприцепом. Водитель этой машины, коренастый жилистый парень в куртке на меху, вышел из кабины, извлек записную книжку и документы и с безучастным выражением лица стоял возле открытой дверцы кабины. Берестову бросилось в глаза, что внутри кабины на капоте стоит коричневый портфель, точь-в-точь такой, о каком рассказывал ему Герасимов. Только вчера портфель, по словам Петра, был черный. Стараясь не выказывать особого интереса, Владимир Иванович подошел ближе, так, чтобы и видеть одновременно то, что происходит в кабине, и следить за лицом шофера.

— Симаков Николай Васильевич, — раскрыл документы шофера Чичигейко и добродушно предложил: — Ну давайте разбираться с вами, Николай Васильевич!

Берестов видел, как второй таможенник, досматривавший кабину, снял с капота портфель и принялся изучать его содержимое. На капоте остался лежать лист газеты, сложенный вчетверо, который водитель подложил под портфель, чтобы не испачкать его машинным маслом, — так следовало понимать наличие газеты на капоте. Пока таможенник досматривал портфель, Симаков стоял вполоборота к кабине и мог видеть, что происходило внутри. Лицо его было напряжено. Впрочем, это могло быть естественной реакцией человека на досмотр. Одно только показалось необычным Берестову: когда таможенник, закрыв портфель, снова поставил его на капот, в лице у Симакова будто что-то обмякло, исчезло напряжение.

Таможенник,