Схватка (повести о чекистах) - Юзеф Янушевич Принцев

в чеховские времена. Среди рамок с фотографиями Садовников сразу заметил небольшой овальный портрет молодой женщины, и пока Василий Васильевич вел неспешную беседу с Тамарой Яковлевной о каких-то общих знакомых, которых они знавали полвека тому назад, Николай Андреевич то и дело посматривал на портрет. Заметив его интерес, Тамара Яковлевна оторвалась от беседы с Марковым и сказала с гордостью:

— Вы правы, портрет сто́ит, чтобы им любоваться: его написал Павел Федотов. Федотовских работ вообще мало, а тем более — написанных маслом. До войны этот портрет был на выставке в Русском музее.

Она подошла к портрету, сняла его с гвоздя и, передавая Садовникову, указала:

— Видите, на обороте даже ярлык есть.

— Вы, Тамара Яковлевна, — вмешался Марков, — непременно должны показать портрет в музее: все-таки нехорошо пренебрегать такой возможностью! Музей с удовольствием приобретет подобную вещицу.

— Вам хорошо говорить, Василий Васильевич! Небось со своими медалями вы не хотите легко расстаться!

— Никак нет, дорогая Тамара Яковлевна: свою коллекцию я давно завещал государству. Я считаю, что в нашем возрасте подобный шаг наиболее разумный: нужно быть скромным в своих желаниях.

— Уж куда скромней? — улыбнулась Тамара Яковлевна, тщательно расправляя невидимые складки на подоле своего темного платья с глухим воротом. — Желания мои и так скромны, а портрет для меня — на черный день. Если понадобятся деньги, тогда продам.

В этом месте их разговор был прерван звонком в прихожей. Тамара Яковлевна, извинившись, вышла из комнаты. Марков, насупив седые брови, сердито пожевал губами, но не сказал ничего и углубился в созерцание массивной бронзовой медали, ради которой он и пришел сюда. Николай Андреевич также молча любовался нежными, почти пастельными красками женского портрета в овальной рамке.

Правда, любоваться ему мешал невнятный разговор, доносившийся из прихожей. Судя по голосу, там пришел какой-то мужчина. Николаю Андреевичу была видна часть прихожей с тяжелой темной портьерой, скрывавшей входную дверь. В какой-то момент пришедший отогнул портьеру, и Садовников увидел, что это был высокий нестарый еще мужчина с холеным упитанным лицом, в добротной белой дубленке. Взгляд его темных глаз встретился со взглядом Садовникова, на миг задержался на нем, а затем гость снова отступил вглубь, за портьеру. Что-то не понравилось Николаю Андреевичу в облике этого человека: то ли его излишняя упитанность, то ли добротная дубленка, то ли оценивающий взгляд темных глаз, а может, все это, вместе взятое.

Садовников слышал, как Тамара Яковлевна сказала напоследок:

— Может быть, лучше на той неделе? Или через неделю, я думаю, так будет удобней. До свидания!

Хлопнула входная дверь, затем Тамара Яковлевна возвратилась в комнату. Глаза ее странно блестели. Она обратилась к Маркову:

— Вы, Василий Васильевич, не верите в телепатию — так вот вам прямое доказательство: это приходил один молодой человек, который очень интересуется портретом, что сейчас в руках у Николая Андреевича. Вот вам!

— Как так? — удивился Марков, да и Садовников был удивлен.

— А вот так! — лукаво улыбнулась Тамара Яковлевна, и на миг ее сморщенное личико озарила чудная улыбка, которая поразила Садовникова так, что он подумал: а ведь в молодости Тамара Яковлевна, верно, была необычайно хороша!.. — Вот так! — повторила она, почти торжествуя. — Он довольно часто наносит мне визиты, это — художник. Превосходно разбирается в искусстве, говорит, что и сам пишет маслом, выставляется в Манеже. Я, правда, не видела — может, и обманывает меня, выжившую из ума старуху?.. Он очень упрашивает меня продать ему портрет, сулит золотые горы!

Марков, нахохлившись, склонил голову над столом, так что седые волосы упали ему на лоб.

— А при чем здесь телепатия? — спросил он подозрительно.

— При том! — снова улыбнулась она. — Стоило Николаю Андреевичу взять портрет, как этот молодой человек сразу почувствовал чужое поле, потому он и появился здесь. Да, да, не улыбайтесь! Он ведь не просто художник, он еще и ученый-психолог, университет закончил, стажировался в Бехтеревском институте. Он меня лечил от бессонницы, — добавила она, чуточку стесняясь, — и, вы знаете, помогло!..

— Чего же он хочет, этот лекарь-психолог? — с подозрением спросил Марков. — Портрет Федотова приобрести по дешевке?

Хозяйка слегка смутилась.

— Он мне предлагал кучу денег за портрет, но я, знаете, боюсь чего-то, сама не знаю чего. Вы не поверите, но меня смущают его... перстни!

Садовников опешил от такого признания, а Василий Васильевич только пожевал губами. Тамара Яковлевна продолжала:

— Я не люблю, когда мужчина носит золотые кольца. Это у меня с давних времен: у нас в семье никто не носил. А у Павла Юльевича не один, а три золотых перстня на руках! Причем один — с дивным изумрудом! Очень красивая вещь... А тут еще такое совпадение: недавно я увидела по телевизору выступление модного поэта. Я не люблю этого человека: когда он с пафосом читает свои стихи, так и видно, что это горит бенгальский огонь. И надо же такое совпадение — у него тоже три золотых перстня на пальцах! После этого я решила, что не продам портрет Павлу Юльевичу. Не продам! Но каково у него чутье: сразу ощутил угрожающее поле вокруг предмета, который его интересует!..

Василий Васильевич сердито заговорил:

— Какое поле, Тамара Яковлевна, какое поле?! Знаю я этих жучков, повидал за свою жизнь! Признайтесь, он к вам по два раза на неделе приходит, ведь так?

Женщина поджала губы жеманно.

— Ну уж, по два раза!.. Но, в общем, он звонит мне часто.

— То-то и оно! — торжествующе произнес Марков. — Эти люди потому и живут вольготно, что существуют такие доверчивые женщины, как вы!

Тамара Яковлевна пыталась возразить, но делала это весьма неуверенно.

Возвращаясь после визита к Тамаре Яковлевне домой, Марков ворчливо говорил Садовникову:

— Верите, я перестал ходить в общество коллекционеров, хотя там многое для меня привлекательно. А перестал ходить из-за таких дельцов, как этот, о котором она говорила. Прямо какие-то нувориши с толстыми бумажниками и золотом на руках. От них за версту тянет нечистоплотными делишками! Для меня собирательство, коллекционирование — дело неспешное, дело всей жизни. Да вы сами знаете, хорошая коллекция требует немалых средств, и мы с вами — отнюдь не Ротшильды, не Ханенки и не Третьяковы. А этим — молодым, да ранним — подавай все немедленно, все сразу, все за один день, всю коллекцию. И представьте себе, купят! Любые деньги найдут и купят! Вот я