Александр Мартынов - В заповедной глуши

   А потом понял, что это и не нужно.

   Он был не один. Были звёзды. Были деревья, трава. Был ёж, шуршащий где-то непо-далёку. Была речушка. И ещё много-много всего. Включая и комаров, к которым, впрочем, Валька давно привык.

   Он раскатал одеяло, сел на него,прислонился к удобной развилке граба.Ему казалось, что слышно, как в дереве шумят соки. Нет, нечего было бояться. Всё самое страшное в жизнь приносят люди. Нет, тоже не так. Те, кто называет себя людьми.Теперь Валька был уверен: они не люди. Не фигурально выражаясь, а на самом деле - не люди. Нечто-не-кто, кто выглядит, как человек, но... Может быть, первые ОНИ стояли под тем знаме-нем, к которому яростно прорубалась через орды их рабов горсть смельчаков в том виде-нии... Может быть, прорубись они тогда - и...

   Это я там был, думал Валька и ощущал в руке горячий черён меча. Я там был и я не успел. Не смог. Значит - моя вина,что мучили Витьку. И что тот парень, которого я то-

114.

   гда уложил во дворе, не знает лучшего времяпровождения, чем с бутылкой пива - тоже моя вина. И что убили хорошего человека генерала Рохлина, про которого говорил дядя Михал - моя вина. И что вышел на голландскую улицу мальчишка с карабином и стал стрелять в цветных оккупантов, и был схвачен и посажен в психушку - моя вина. И что зверьки жгут в прекрасном городе де ла Роша Париже автомобили - моя вина. И что есть подлый суд в Гааге, где судят защитников родного дома - моя вина. И что в Шта-тах хорошие люди, честные и храбрые люди ничего не могут сделать, кроме как в отча-яньи таранить грузовиками со взрывчаткой банки и торговые центры - моя вина. И что у мальчишки в селе нет денег на школьный рюкзак - моя вина. И что живёт в бараке се-мья погибшего офицера - моя вина.

   И что жив и процветает на службе подлючему "государству Эрэфии" бандит-убийца этого офицера, тусклоглазый хамелеон, замаскировавшийся под "чеченского спец-назовца" - и это моя вина.

   Отец это понимал. А я раньше не понимал. Теперь - понимаю. Каждая пуля в хоро-шего человека - моя вина. Каждый детский труп в мусорном баке - моя вина. Каждый шприц с наркотой - моя вина. Каждая девчонка на трассе - моя вина.

   Вину можно искупить. Не отмолить, это выдумки, это для слабых.

   Искупить. Я пока не знаю - как. Но я буду стараться это сделать...

   ...Михал Святославич против этих прогулок ничего не имел. Кажется, он убедился, что Валька в лесу не пропадёт и не натворит глупостей. Но и заниматься с мальчишкой не бросил, хотя Валька думал: с одним возиться не станет. Стал. Правда, часто просто разговаривал - о своей жизни; о своих друзьях, живых и погибших; о разных загадочных случаях; о том, что не женился, потому что его приятель, капитан-морпех, прибалт по имени Балис, отбил у него девчонку - потом она с дочкой погибла в автокатастрофе, а сам Балис - в Приднестровье летом 92-го; об истории... Слушать его было интересно, а ещё - Валька так и не мог понять: что же собой представляет Михал Святославич сей-час? Кто он? Что не только лесник - это точно. Но, как ни старался мальчишка свер-нуть разговор на это, ничего не выходило.

   И всё-таки Валька понял - с оторопелой радостью - что был прав в своих догадках, не был его отец отчаянным бойцом-одиночкой,сражающимся с врагом по призывному ве-лению сердца. Там, в России, был фронт. Иногда тихий и незаметный, а иногда прорыва-вшийся настоящими стрельбой и взрывами. А иногда - стрельба и взрывы тоже были не-заметными, замалчиваемыми обеими сторонами.На этом фронте хоронили убитых и на-граждали героев.На нём отчаянно сражались плечом к плечу самые разные люди. По-раз-ному видевшие мир будущего, но верившие в него, в это будущее. В будущее России, а не "мирового сообщества",где правят Доллар, Секс и Безумие и где будущего нет по опреде-лению, потому что у червятника в гниющем трупе не может быть будущего.Иногда эти люди даже не знали друг о друге - и - где через мешанину Интернета, а где по обычным дорогам и улицам - пробирались виртуальные и реальные секретные гонцы, готовые в лю-бой момент оборвать связь... или по-настоящему покончить с собой, но не дать Тем, Ко-торые Велят, выйти на след зарождающихся союзов.

   И где-то в Чёрном море тонул, задрав беспомощно нос, турецкий сухогруз, вёзший на русскую землю наркоту и оружие - и торпедированный неизвестным катером.

   И где-то на сибирском вокзале пули вколачивали в стену ангара визжащего функци-онера "международной независимой гуманитарной организации".

   И где-то неожиданный налёт неизвестных на цыганский табор возвращал отчаяв-шимся родителям угнанных в рабство русских детей.

   И где-то - совсем далеко,где люди говорили на другом языке - горела синагога, в ко-торой собирались деньги для продолжения экспансии Тех, Которые Велят, по миру...

   ...И где-то окружённый на чердаке своего дома ровесник Вальки разрывал перед ли-цом - чтобы не быть узнанным и не предать даже после смерти! - гранату...

115.

   ...- Если ты живёшь хорошо, - говорил как-то Михал Святославич, - никогда не за-бывай, что есть те, кто живёт плохо. Этим страдали многие из "бывших". Мол, у нас были уютные квартиры, дачи с вечерними посиделками, а пьяные и грубые варвары это всё разрушили... А что вы сделали для того, чтобы они не были пьяными и грубыми? И ни в коем случае не полагайся на благотворительность. Она оскорбляет. Даже если у тебя берут и благодарят - скоро начинают ненавидеть тебя за то, что ты можешь давать, а они - нет. Добиваться надо того, чтобы люди сами могли себя обеспечить. Тогда они начинают себя уважать. И уважать того, кто дал им такое право и такую возмож-ность, понимаешь? Только таким человеком быть трудно. Я, например, не смог. Потому и сижу тут, в лесу.

   Они стояли у вечерней ограды, опираясь на неё локтями, слушали, как шумит лес - весь день был ветер, луна взошла огромная и алая, как медный щит. Вальке вспомнились стихи, которые он читал недавно - в сборнике бардовской поэзии, найдённом на полках огромной библиотеки Михала Святославича. Глядя в темноту, мальчишка негромко про-чёл:

   - Не вдоль по речке, не по лесам -

   Вдали от родных огней -