Дочь Двух Матерей - Anita Oni

можно скрывать душевное смятение. Говорить о чём-то отвлечённом: о природе, о лошадях, и постепенно приходить в себя.

— А я в лошадях не разбираюсь, — призналась Паландора. — С меня довольно базовых знаний о том, как держаться в седле. Ведь ездить — быстрее, чем ходить пешком. Эту кобылу мне подарили на тринадцатилетие, и я неплохо с ней управляюсь, но едва ли рискнула бы сесть на другого, более резвого скакуна. Мне нравится, что наши лошади одинаковые.

— Одинаковые? — переспросил Рэй.

— Ну да. Одной и той же породы. Обе серые.

Её спутник, отбросив приличия, рассмеялся во весь голос. Паландора в самом деле не разбиралась в лошадях. Причислила рысака родом из степей юго-восточного Рру и гламскую в яблоках к одной и той же породе! Он наспех растолковал ей её ошибку и всю дорогу до трактира рассказывал о свойствах и особенностях лошадей.

На пороге их встретила хозяйка. Вид у неё был обеспокоенный.

— Что-то случилось? — участливо спросил её Рэй. Женщина покачала головой и тепло улыбнулась, но когда они спешились и отвели лошадей в конюшню, не выдержала и дрожащим голосом призналась:

— Там… там… Нашествие п-пауков…

— Так уж и нашествие! — рассмеялся молодой широкоплечий приказчик, отворив входную дверь и выйдя на крыльцо с ведром и шваброй. — Всего лишь один небольшой паучок. Я его уже прогнал, можешь заходить.

— Что значит, прогнал? — спросила Иволга. — Разве ты его не раздавил?

— Это ещё зачем? Всякой твари жизнь дорога.

— Так ведь он может вернуться! И не один. Теперь я всю ночь глаз не сомкну.

Паландора и Рэй не стали ждать окончания этой беседы и просочились внутрь, минуя приказчика.

— Я тоже не терплю пауков, — сказала Паландора. — Будущая гердина, не много, не мало, а как увижу паука, так тяжело удержаться от того, чтобы взвизгнуть.

— Не переживайте, киана, — ответил Рэй нарочито галантно, — уж от пауков-то я сумею вас защитить.

И вновь память играла с ним злые шутки. Этот вечер прошёл так же легко и приятно, как предшествовавшие ему вечера. А когда они поднялись в номера, он был вынужден подкрепить своё обещание делом. Нашествие или нет, но в комнате Паландоры, в самом деле, обнаружился чёрный паук. Мелкий, тщедушный — сам, казалось, запутавшийся десятью вялыми лапками в пушной густоте своей паутины. Он сгреб его в охапку вместе с комком той паутины и отправил за окно. А потом долго отмывал пальцы в глиняном рукомойнике, и всё ему мерещилось, что по ним тянутся липкие ниточки. Когда он закончил, Паландора поднялась с кресла и объявила, что раз творятся такие дела, то она предпочитает не оставаться здесь одна. Рэй ничего не ответил. У него не было ни сил, ни настроения с ней спорить.

Глава 17

Когда на следующее утро Рэй открыл глаза, Паландора всё ещё крепко спала, небрежно уткнувшись лицом в подушку, чтобы её не слепил яркий свет из окна. Какое-то время он любовался её стройным силуэтом под лёгким одеялом и густыми чёрными волосами, и думал над тем, как они опрометчиво себя компрометируют.

Да, они всего лишь ночевали в одной постели, шутили и переговаривались перед сном. В обнимку, допустим — но это самое большее, что они себе позволили. Вот только, если бы их видели вместе и доложили родным, не факт, что им бы поверили на слово. Следовало быть осторожнее.

В то же самое время Рэй отметил для себя, что ему было приятно проснуться рядом с этой девушкой; более того, он желал бы встречать рядом с нею рассвет каждый день. Возможно ли это? Согласна ли будет она?

Он тихо поднялся и юркнул к окну. Прикрыл шторой слепящее солнце; как часовой на посту, преградил ему путь. Спустился в общий зал, чтобы распорядиться насчёт завтрака. Принёс его на подносе, поставил у изголовья. Паландора, не открывая глаз, потянулась — мягкая, сонная. Ароматная, как сдобная булочка с мёдом и растительным маслом. У юных девушек — уже не девочек, ещё не женщин — такой особенный запах. Или этот аромат, собственно говоря, источали всамделишные плюшки на подносе: румяные, только из печи. «Всё едино», — подумал Рэй и пожелал ей доброго утра.

— Ну как тебе не стыдно! — воскликнула Паландора, разом смахнув с себя сон. — Ведь тебе нужен покой! Возвращайся в постель и не натруждай ногу.

— Я был осторожен, клянусь. Но как скажете, лекарь.

Рэй взял чашку чая и сладкую плюшку с подноса, устроился на покрывале. Он никогда ранее, вплоть до вчерашнего утра, не завтракал в постели. Даже если ему случалось заболеть и лежать с высокой температурой, хотя бы раз в день он поднимался и садился за стол, чтобы выпить густой желтоватый бульон из жирных грибов и горькую ложку лекарства. Теперь он оценил ленное удобство, которое дарил такой завтрак.

«Коль скоро я стану гердом, не буду и впредь отказывать себе в этом удовольствии», — рассудил он.

Паландора покончила с тыквенной запеканкой и проверила его ногу.

— Как самочувствие? — спросила она. — Лодыжка ещё болит?

— Уже нет. Если не трогать её — считай, что здорова.

Девушка сменила повязку и устроилась у него в ногах.

— Ну что, Рэй Тоур Рэдкл, чем сегодня займёмся?

— Чем хочешь, — ответил он дружелюбно, исподтишка возлагая этот выбор на неё. Паландора разгадала его хитрость, но пока у неё не созрел готовый план, и она решила потянуть время.

— А скажи-ка мне, Рэй, что означает твоя фамилия?

Рэй улыбнулся, подвинулся ближе к ней и провел рукой по её густым волосам.

— Ну, ты знаешь, — замялся он, — примерно то же, что и Рэди-Калус, просто в сокращении. Ты, скорее всего, в курсе, что в Алазаре семья Рэдкл очень известная и именитая, а мы — как бы отдельная ветвь. Наша фамилия состоит из двух слов «рээди кэал», которые в переводе с древнего эскатонского означают «траеди кэл». Красный конь, — добавил он на виктонском. — Как известно, мы на протяжении веков разводим лошадей, и наша самая знаменитая порода —

— Алазарская бордовая, — закончила за него Паландора.

— Совершенно верно. Отличная лошадь коричнево-красного окраса с чёрным хвостом и гривой, белой проточиной и белыми отметинами на ногах. Быстрая, выносливая и неприхотливая.

— Тогда почему ты изменяешь своему роду и ездишь на Сереньком?

Рэй, запутавшись пальцами в прядях волос Паландоры, потянул было руку, но та вскрикнула от боли.

— Прости, — сказал он и начал аккуратно вызволять пальцы. — Серенький — элегантный и смирный конь. Дымчатый рысак. В молодости он был темнее