Луи Буссенар - Сын парижанина

— Ой, что это? — прервал его француз.

Дружеские объятия что-то нарушили в наряде беглеца.

Нечто холодное и дряблое упало на руку Тотора, он нагнулся и захохотал еще сильнее.

— Фальшивая коса! Где ты ее раздобыл? Может быть, Ли подарил на память прядь своих волос?

— Я только что убил и похоронил его!

— Ага, значит, мелодрама всерьез!

— Да, все ужасно…

— Ну, особенно не волнуйся! Мы же повидали виды с тех пор, как нырнули с «Каледонца»!

— Это еще цветочки были, Тотор! Если б ты знал, как все усложняется, запутывается!

— Тогда это уже не мелодрама, а полная мело-каша!

— Ты не умеешь быть серьезным, а между тем…

— Серьезности — ни на грош, но, знаешь, это не мешает соображать, когда надо. Теперь из предосторожности потушим огонь и поговорим шепотом в темноте.

Парижанин задул лампу и добавил:

— Пойдем, сядем в глубине моей фабрики, в двух словах расскажешь свою историю. Покороче, потому что мы должны illico[145] составить план действий, а не киснуть здесь.

Друзья сделали несколько шагов, и вдруг американец остановился, пораженный: кто-то громко храпел в темноте.

— Мы не одни? — прошептал Меринос.

— Ничего, — ответил парижанин, — это Бо дрыхнет. Знаешь, тот черненький, которого я угостил ударом под ложечку. Я приручил его… Невероятная история… Потом все расскажу… Нужен был помощник, хозяин разрешил… Мне удалось подружиться с ним, он предан мне, как собака. Но довольно. Скажи, почему же ты убил китайца?

— Меня заперли в пещере, уж не знаю с каких пор, не видел ни живой души, даже тех, кто бросал мне еду. А недавно я крепко спал, пришел Ли и стал полосовать меня тростью… Я рассвирепел… Он был вооружен, я — тоже… Он убит, вот и все про него.

— Хозяин вернулся вчера. Наверняка Ли приходил за тобой по его приказу.

— Возможно. Но дай рассказать о моем открытии. Я узнал тайну этого бандита… О, это ужасно!

— Никогда ему не доверял! Продолжай…

В эту минуту их прервал надрывный собачий лай, который раздавался совсем близко, у дверей, но отзывался эхом даже от гор.

Бо моментально проснулся и вскочил со своего ложа из сухой травы. Меринос инстинктивно обнажил кинжал, а Тотор бросился искать заточенный трехгранный напильник, припрятанный на случай отчаянной борьбы, но тот куда-то задевался… И вот яркий свет осветил снаружи мастерскую.

— Беда! По твоим следам пустили собаку. Мы попались.

Дверь отворилась. Показался человек. Одной рукой он держал на поводке чудовищно крупного дога, другой — смоляной пылающий факел, который трещал и дымил. Собака яростно рвалась с поводка.

— Тихо, Цезарь, тихо, — проговорил вошедший, изо всех сил сдерживая собаку, и, оглянувшись назад, прибавил: — Видите, хозяин, они в наших руках.

Тотор и Меринос увидели предводителя бандитов, тоже с факелом. Его темное лицо дышало сатанинской злобой.

— Будет тарарам, — сказал негромко Тотор, — внимание! Собакой займусь я.

Ден тоже разглядывал их. Он зловеще рассмеялся и крикнул:

— Что это? Вы смеете противиться мне, недоноски? Букашки, которых я одним пальцем раздавлю! Идти за мной! Не пытайтесь сопротивляться. И никаких хитростей, не то собака сожрет вас живьем.

При этих словах Меринос, охваченный диким бешенством, воскликнул:

— Так нет же, я не сойду с места, разбойник!

— Как хочешь, мой мальчик, — холодно ответил глава бушрейнджеров. — Боб, спусти-ка Цезаря. Цезарь, пиль! Смелей!

Дог, настоящий лютый зверь, уже унюхал белую кожу. Едва его спустили, как он с рычанием кинулся вперед, открыв страшную пасть. Тотор нырнул в темноту, а когда тут же показался вновь, в его руках была большая фаянсовая кювета[146], до половины заполненная желтоватой жидкостью. В тот момент, когда пес бросился на него, парижанин выплеснул ему навстречу содержимое сосуда и закричал:

— Глотай живьем! И умойся!

В кювете было около двух литров очень крепкой соляной кислоты, которой Тотор протравливал металлические детали. Едкая кислота попала прямо в собачью морду. Шерсть, кожа, глаза тотчас словно закипели пузырями и затрещали, как на горячей сковородке. Обожженное чудовище перевернулось в прыжке и упало, визжа, будто ободранное заживо.

Хватило всего нескольких секунд. Что за молодец, этот Тотор! Какое хладнокровие и какое мужество!

Боб схватился за револьвер, но выстрелить не успел. Парижанин согнулся и прыгнул головой вперед. Его противнику досталось под ложечку — как ядром из пушки! Он раскинул руки и упал без чувств. Вот что значит ударить головой по-бретонски! Тотор подхватил выпавший из рук бандита факел и воскликнул:

— Марионетка сломалась, нитки порвались! Двоих уж нет! А ты говорил, что мы букашки!

Во время этой короткой схватки Меринос тоже не бездействовал. В тот момент, когда Тотор сносил с ног бушрейнджера, американец храбро бросился на его командира, который, несмотря на свое бесстрашие, остолбенел. Геройская защита молодых людей положительно ошеломила его. Наверное, впервые главарь был в растерянности, ибо рассчитывал на легкую победу. Уповая на силу, подкрепленную оружием, ощущая за своей спиной целую армию, он думал, что достаточно показаться, сделать знак — и эти двое нашкодивших щенков в страхе побегут за ним, скуля. Но перед ним были львята с когтями и зубами, уже такие же опасные, как и их родители!

Американец в приступе ярости бросился на Дена, занеся кинжал. У того не оказалось времени даже шевельнуться, хотя бы прикрыть грудь.

Меринос с налета ударил его под сердце, воскликнув:

— Негодяй, ты хотел разорить и замучить моего отца! Умри же!

Сила удара была такой, что черный гигант пошатнулся. Янки счел, что насквозь пробил ему грудь… Увы, лезвие сломалось и разлетелось осколками, точно попав в гранитную глыбу.

У бедного юноши в руке осталась всего лишь безобидная рукоять из эбенового дерева, инкрустированная серебром. Противник захохотал и с насмешкой произнес:

— Глупец, разве ты не знаешь, что Король Ночи неуязвим?

— Но он не несгораем! — вмешался Тотор.

У него не было другого оружия в руках, кроме поднятого с земли горящего смоляного факела. Его-то он и прижал к лицу темного колосса.

— Как бы у тебя нос не обгорел!

Борода вспыхнула, опаленная кожа побурела. С хрипом агонизирующего пса смешались вопли негодяя. Закрыв обожженное лицо руками, главарь отступил. На мгновение ему показалось, что он ослеп, но, открыв глаза, Ден убедился, что видит. А раз зрение уцелело, вернулось и самообладание. Он отбежал в темноту, и оттуда послышался его дьявольский смех.