Тео. Теодор. Мистер Нотт - Hashirama Senju

Невиллом вышел тяжёлый. Друг упрямо отказывался понимать хоть какие-то аргументы. Кэрроу были понятным злом, но злом мелочным, а Лестрейндж был тем, кто убил его родителей. Да, они были живы, безумцы томились в Мунго десятилетия, но лучше бы они были мертвы. Все четверо, кого тогда схватили Авроры, были виноваты в пытках, так решил Визенгамот, и Тео не собирался уговаривать принять другую точку зрения своего друга.

Лестрейндж действительно ещё несколько дней отравлял школу своим присутствием. Когда он появлялся со своей тонкой улыбочкой за преподавательским столом, оттуда демонстративно уходили Макгонагалл, Хуч и Спраут. Когда он шёл по коридору, смолкали любые разговоры. Когда он появился на трибуне квиддичного матча… та трибуна даже в самые решающие моменты пыталась смешаться с обстановкой, не крича и не подбадривая своих квиддичистов.

Всё кончилось в завершение недели. В гостиную вновь наведался декан, на этот раз — смертельно бледный, и пригласил префекта Монтегю следовать за ним. Генри был занят своими делами, он обнимался с красивой четверокурсницей, которой уже было пятнадцать лет, но оправил рубашку и пошёл за Слагхорном. С того дня его никто не видел.

В пятницу же Снейп представил нового преподавателя по Защите. Им оказался Август Руквуд, рябой мужчина родом из Хогсмида, который не скрывая носил на своей левой руке метку. У него недоставало пальцем, он хромал и ненавидел ирландский язык, но как преподаватель он в первый же день сыскал осторожную приязнь студентов. Методично и спокойно, не разделяя учеников школы на магглорождённых, полукровок и чистокровных он излагал материал как лектор, колдовал как заправский аврор, не срывался на крик и не использовал Непростительные как наказание.

В субботу новый маг, вернее, колдунья так же заступила на пост Смотрителя замка вместо давно канувшего в лету и забытого всеми Филча. Это была высокая моложавая женщина со строгой шевелюрой, неизменно носившая строгое платье со строгой воспитательской миной. Её звали миссис Пинкертон, колдовала она с помощью вечно носимого с собой зонтика-трости с изогнутой ручкой, и пауки, облюбовавшие Хогвартс, должны были жутко невзлюбить её манеру борьбы с ними.

В первый же день Теодор зашёл в выделенные ей покои познакомиться по предложению декана — в конце концов, у старшего префекта и смотрителя было больше общего, чем могло казаться со стороны. Они мило побеседовали о том, как устроена школьная жизнь — миссис Пинкертон оказалась даже и рада, по её словам, что «восточный ветер не может сдуть её из Британии». Её страшили разве что бомбы, в первую очередь, навозные. Поёжившись внутренне от воспоминания из начала сентября, когда маггловские птицы убили сотни рыбин в Чёрном озере, Теодор заверил её, что навозных бомб действительно в замке не было.

Иначе бы Кэрроу в этом навозе утонули.

Единственным, что показалось Теодору странным — кроме привычки миссис Пинкертон колдовать зонтиком, будто палочки у неё не было, — был её отстранённый взгляд на стену за ним. Когда чай был выпит, он смог разглядеть, на что же она так внимательно смотрела, не отрывая взгляда, каждый миг, пока он был в её покоях. Это были деревянные часы на стене, но все три стрелки их замерли в одной точке, на полуночи.

Впрочем, у каждого уважающего себя мага были свои собственные глупости. Тео вот видел кошмары про исчезнувшего Монтегю и бил себя по рукам за попытку лишний раз поправить галстук, Терри смешно краснел при виде Паркинсон, а Джинни прекрасно накладывала Летучемышиный сглаз, в чём убедилась почему-то Кэти Белл.

* * *

Дни стали идти равномерно.

Теодор учился — и даже теперь посещал ЗоТИ, по понедельникам посещал Визенгамот, репетировал с другими студентами уже теперь всамделишно «Депонию», патрулировал замок, гулял с Джинни, готовился к экзаменам, писал статью… с последним он закончил к середине ноября. Жёсткую цензуру имени близнецов Кэрроу директор Снейп отменил, заменив её запретом на любые посылки — только письма. На выходе в Хогсмид и по возвращении миссис Пинкертон, словно обосновывая свою фамилию, со строгим видом досматривала каждого студента, тыкая в его сторону зонтиком.

Блейз был очень недоволен, когда что-то из контрабанды, которая была ему нужна, миссис Пинкертон забрала и уничтожила у Роди Ситона.

И всё же, отмена драконовских мер по проверке всей корреспонденции позволила Тео отправить законченный материал мистеру Уингеру совиной почтой прямо из Хогвартса. Конверт с семью исписанными листами сова уносила с укором во взгляде: письмо вышло не из лёгких.

Сам текст Теодор озаглавил как «Экономика Магической Британии: Тогда и Сейчас». Это, в его понимании, позволяло скрыть истинную политическую подоплёку материала под налетом экономического исследования, хотя, конечно же, не снимало вопроса тем, что он затрагивал в тексте. Лестрейндж сказал ему прямым текстом, что знает, о чём Тео писал свои мысли, но он был не единственным лицом в Британии, кто имел политический вес.

Уингер ответил достаточно быстро. Уже через два дня он прислал короткую записку о том, что скорректировал материал и хочет встретиться для обсуждения того, что получилось. Теодор, разумеется, не мог не ответить согласием на это и уже в ближайшую субботу отправился в Хогсмид ради этой встречи.

Миссис Пинкертон выпустила их с Джинни без каких-либо трудностей, а, дойдя до поселения, они расстались и разошлись в разные стороны: девушка в компании приятельниц и сокурсниц отправилась на поиски косметических средств, что нет-нет, а стали появляться в продаже уже к Хэллоуину, а юноша — на поиски Уингера. Тот, как и в прошлый раз, окликнул его со спины, сидя на заборе как на жёрдочке.

— Мистер Нотт! — жизнерадостно поприветствовал его мужчина. С прошлого раза бывший аврор и нынешний пресс-секретарь беглого магната обзавёлся усами; едва ли это могло сделать его внешность менее приметной. — Рад вас видеть! Пойдёмте скорее, у нас не так много времени.

Через несколько минут пути и десяток пустых отрывистых реплик они оказались в том же закрытом магазине, а затем в рабочем кабинете мужчины. Портьеры были раздвинуты, но лёгкие занавески перекрывали доступ к окну, а магия, искрившаяся на них, свидетельствовала, что чары мешали подсматривать снаружи за происходящим.

Теодор расположился в удобном кресле напротив Уингера. Тот, не мешкая, едва опустившись в уже своё кресло, пододвинул папку с листами к Тео. Это была его собственная статья — но она была написана не прытко пишущим пером с помарками, вписанными Ноттом неаккуратно от руки, а каким-то неведомым заклинанием, словно то письмо Карамеди. «Маггловские чары», — вспомнил Теодор, и очарование красотой слитно стоящих чёрных буковок, идеально ровных строк и