Охотники за алмазами - Смит Уилбур

И вот она снова за рулем, и перед ней обширная пустота Намакваленда. «Мерседес» устремился вперед.

— …Там установлена какая-то машина, я точно не знаю, как она действует, но она отбирает алмазы. Бенедикт приказал установить ее в Лас Пальмасе…

Огни фар стали маленькими столбами света, голубая лента дороги тянулась бесконечно. Трейси одной рукой зажгла сигарету, по-прежнему слыша в ушах голос Руби:

— …среди них один алмаз. Он назвал его «Большой Голубой». Бенедикт говорит, что он стоит миллионы…

Трейси не могла в это поверить. Такое невероятное предательство, такой обман она не могла себе представить.

— Итальянец, капитан, будьте с ним острожнее. Он работает на Бенедикта. И второй тоже — Хьюго — они все в этом. Предупредите Джонни.

Бенедикт! Слабый, порочный Бенедикт, плейбой, транжира. Неужели он спланировал и осуществил все это?

Сбоку в машину ударил порыв ветра, сталкивая ее с гудрона в обочину. Трейси с трудом удержала руль. Под колесами визжал гравий. Трейси вернулась на дорогу и снова устремилась на север.

— Предупредите Джонни! Предупредите Джонни!

Бенедикт Ван дер Бил сидел в отцовском кресле, в доме отца, он был совершенно один. Одиночество впивалось в него.

Перед ним на столе стояли хрустальный бокал и графин. Коньяк не утешал, его теплота в горле и животе только усиливали ледяной холод одиночества. В своем воображении он видел себя опустошенным. Он шелуха, наполненная холодом тоски.

Он осмотрел комнату, с ее темными деревянными панелями, с ее пыльным запахом смерти. Подумал, сколько раз так, один и в одиночестве, сидел его отец. В одиночестве и страхе перед пожиравшим его раком.

Он встал и принялся бесцельно шагать по комнате, касаясь мебели, как будто пытался связаться с человеком, жившим и умершим здесь. Остановился у закрытого занавеской окна. Ковер на полу новый. Им заменили тот, который не смогли очистить.

— Старик правильно поступил, — сказал он вслух. Голос его странно прозвучал в его собственных ушах.

В неожиданном порыве он быстро подошел к массивному шкафу у очага и попытался открыть дверцу. Она была закрыта на ключ.

Он спокойно отступил на шаг и пнул дверцу. Дерево раскололось, он ударил снова, сорвав дверцу с петель.

Продолговатый кожаный футляр лежал на верхней полке, Бенедикт снял его и отнес на стол. Открыл защелки и отбросил крышку.

Вынул синиеватый металлический двуствольный «парди ройял», смазка выпачкала его руки.

— Якобус Исаак Ван дер Бил. — Он вслух произнес имя, выгравированное на стали среди изображений фазанов и охотничьих собак.

Улыбнулся.

— Старый черт. — Улыбаясь, он покачал головой, как будто услышал забавную шутку, потом начал медленно собирать дробовик. Взвесил его в руках, восхищаясь уравновешенности оружия.

— Старый ублюдок принял решение. — По-прежнему улыбаясь, он отнес дробовик на новый ковер. Поместил приклад между ног, так что ствол торчал в потолок, медленно наклонился, открыв рот, сунул ствол меж зубов, потом положил палец на курок.

— Щелк! Щелк!

Курок ударил в пустой затвор, Бенедикт распрямился, вытер смазку с губ. Снова улыбнулся.

— Вот как он это сделал. Оба ствола в горло. Прекрасное лекарство от тонзиллита! — усмехнулся он и взглянул на разбитую дверцу шкафа. На второй полке стояли коробки с патронами.

Он сунул ружье под мышку и снова пошел к шкафу, на этот раз двигаясь более целеустремленно. Схватил коробку с патронами, раскрыл ее. Руки его вдруг задрожали, и толстые красные патроны упали на пол. Он наклонился и поднял два.

С растущим возбуждением и ужасом он раскрыл ружье и сунул патроны в темные гнезда стволов. Они с глухим стуком аккуратно заняли свое место, и он торопливо отошел на прежнее место к окну.

Глаза его теперь ярко горели, дыхание стало порывистым, он отвел предохранитель и снова поставил приклад на пол.

Снова взял стволы в рот — непристойный поцелуй — и потянулся к куркам. Они были холодны и маслянисты. Он слегка погладил их, ощущая металлические желобки, дрожа от прикосновения к ним, как никогда не дрожал, касаясь женского тела.

Потом неожиданно распрямился. С трудом перевел дыхание.

Неуверенно отнес оружие на стол и положил на полированную поверхность.

Наливая себе коньяк, он с извращенным наслаждением не отрывал взгляда от прекрасного сверкающего оружия.

Пар затуманил зеркальные стены ванной, отражение казалось неясным. Руби Ленс медленно вытерлась толстым пушистым полотенцем. Она не торопилась: хотела дать Трейси возможность часа на четыре удалиться от Кейптауна. С глубоким нарциссическим удовольствием она увидела в зеркале, как мягким розоватым светом блестит ее тело от горячей ванны.

Завернувшись в полотенце, она прошла в гардеробную, взяла одну из оправленных серебром щеток и начала расчесывать волосы, расхаживая перед открытым гаредеробом, чтобы выбрать подходящий для случая наряд. Должно быть что-нибудь особенное; возможно, платье от Луи Феро, длинное, из бледно-желтого сатина, которое она еще ни разу не надевала.

Так и не приняв решение, она села у туалетного столика и начала сложный процесс накладывания косметики. Работала она очень тщательно, пока наконец не улыбнулась удовлетворенно своему отражению в зеркале.

Она бросила полотенце, вернулась к гардеробу и стояла перед ним, нагая и стройная. Слегка надув губы, Руби сосредоточенно думала, решив отказаться от платья Феро. И вдруг она улыбнулась и потянулась к норковой шубке Бенедикта.

Закуталась в бледное облако меха, взбила воротник, чтобы он обрамлял лицо. Прекрасно. Только мех и пара золотых туфелек, бледно-золотых, отлично соответствующих цвету волос.

Неожиданно она заторопилась. Выбежала из дома к машине. Огибая старый дом на Винберг-Хилл, она включила фары. Ненавязчиво шумел мотор, смешиваясь с шепотом ночного ветерка в каштановых деревьях, обрамлявших подъездной путь.

Она остановилась во дворе, увидела «роллс» Бенедикта в гараже, увидела свет в окне кабинета. Передняя дверь открыта. Ее туфельки не издавали ни звука в темных коридорах; она потянула дверь кабинета, та распахнулась. Она вошла в комнату, закрыла за собой дверь и остановилась, прижавшись спиной к темной деревянной панели. В комнате было полутемно, горела одна затененная лампа.

Бенедикт сидел за столом. В комнате висел тяжелый запах сигаретного дыма и коньячных паров. Лицо у него раскраснелось, рубашка была расстегнута. На столе перед ним лежал дробовик. Руби удивило присутствие оружия, она смутилась и забыла приготовленные заранее слова.

Бенедикт взглянул на нее. Глаза его были слегка не в фокусе, он медленно мигнул. Потом улыбнулся, рот его изогнулся, и заговорил он неуверенным голосом.

— Значит, ты вернулась.

К ней мгновенно вернулась вся ненависть. Но она сохранила бесстрастное выражение лица.

— Да, — согласилась она. — Вернулась.

— Иди сюда. — Он повернул стул, но она не двинулась, прижимаясь спиной к деревянной панели.

— Иди сюда. — Бенедикт говорил теперь увереннее.

Неожиданно Руби улыбнулась и послушалась.

Она остановилась перед ним, кутаясь в мех.

— Наклонись, — приказал Бенедикт, и она заколебалась.

— Вниз! — хлестнул его голос. — Вниз, черт побери!

Руби опустилась перед ним на колени, а он выпрямился. Она стояла перед ним в покорной позе, склонив голову, золотые волосы упали на лицо.

— Ну, давай, — насмехался он, — проси у меня прощения.

Она медленно подняла голову и посмотрела ему в лицо. Негромко заговорила.

— Трейси сегодня в пять тридцать выехала в Картридж Бей.

Выражение лица Бенедикта изменилось.

— Она выехала четыре часа назад, теперь она уже на полпути.

Он смотрел на нее, раскрыв губы, красные, мягкие, слабые.

— Она едет к Джонни, — продолжала Руби. — Она все знает об установке на «Кингфишере». Знает о большом голубом алмазе.