Дмитрий Быстролетов - Путешествие на край ночи

Я собрался с мыслями.

- Позднее ты мне сказала, что, любя меня на жизнь и на смерть, ты хочешь взять от меня главное — мою душу и свою душу передать мне, а наши тела остаются у каждого из нас в своем, особом, самостоятельном, независимом распоряжении.

- Я не говорила так просто и грубо.

- Возможно, Иола. Но мы именно вели себя так. Когда я привез тебя на консультацию в Берлин, ты была еле жива и после неудачной операции френикоэкзереза едва не умерла. Я вошел тогда в палату, ты даже не могла повернуть головы на подушке и только повела в мою сторону глазами. Я почувствовал, что сейчас же разревусь, и, чтобы скрыть это от тебя, сделал вид, что закашлялся, и вынул платок. И вдруг вижу твою слабую улыбку — первую улыбку за все эти годы и месяцы. Игривую. Веселую. Задорную. И тут только заметил, что вместо платка по ошибке вынул розовые штанишки, которые накануне снял с хорошенькой девушки и впопыхах сунул в карман. Это было?

- Да, — ответила серьезно жена. — Это было.

- И я платил тебе тем же. Выезжая к тебе сначала в Арозу, потом в Давос, звонил из Парижа: "Я еду!" С границы: "Ты не забыла? Я еду!" Со станции внизу, перед подъемом в горы: "Я уже близко!" И наконец, со станции в Давосе: "Я здесь!" Чтобы дать тебе время убрать все следы, чтобы не найти у тебя чьих-то интимных вещей — галстука или носков.

- И ты их не находил.

- Спасибо. Подтверждаю. Но время идет, борьба обостряется, она делается все более и более беспощадной. Елочка, надвигается война.

Я сделал многозначительную паузу. Она молчала. Потом рассмеялась.

- Ты подбираешься ко мне как идейно-красная лисица к глупенькой мещанской курочке! Смелей! Клади карты на стол без таких утомительных заходов с тыла.

- Они нужны, Иола. Когда Герман, наш чудесный источник, — провалился и был нами убит, Москва приказала нашей группе — мне, Пепику и Эрике выехать из страны. Я убрал их, но сам остался… У меня был паспорт, надежный, как глыба гранита: он обеспечивал отступление.

Я решил попробовать завербовать кого-нибудь из товарищей Германа по министерству. Его провал явился для нас слишком большим ударом, нужно было поскорее заткнуть дыру, даже рискуя собой. Я никогда тебе не рассказывал подробности. Теперь расскажу. Это надо сделать именно сейчас. Слушай! Вдова Германа пригласила меня к обеду и добавила, что придет один из товарищей покойного мужа, очень приятный человек, хотя и большой пьяница. "На ловца и зверь бежит!" — обрадовался я и явился к обеду, назвав себя новому знакомому представителем иностранного банка, в котором покойный хранил свои деньги. "Теперь я охраняю интересы вдовы и семьи умершего", — пояснил я.

Глядя на испитое лицо чиновника, я обдумывал, как ловчее подойти к нему. И вдруг он сам, оглянувшись по сторонам, встал, закрыл все двери и быстрым шепотом рассказал, что высшее начальство полагает, что умерший совершил тяжелое должностное преступление, что его смерть — не самоубийство, а убийство, и сейчас в городе находится неизвестный сообщник, агент иностранной державы, может быть, убийца покойного. С хозяйкой сделалось сначала дурно, потом, она вдруг стала рассказывать вещи, от которых я похолодел. Она, не понимая того, выдавала меня с головой — захлебываясь, рассказала, что в поведении вечно нетрезвого супруга было много очень странного. Что он регулярно уезжал за границу и всегда увозил туда какие-то служебные документы в украденном казенном портфеле дипломатического курьера. Что он незаконно получил дипломатический паспорт и даже попросил министра иностранных дел подписать иностранный паспорт на имя какого-то аристократа, который у них никогда не бывал.

- Фамилия? — рявкнул побагровевший чиновник. Томным голоском дама назвала фамилию моего " бетонного" паспорта.

- Ага, есть! Мы его поймаем на границе!

Он бросился к телефону, набрал номер, вполголоса назвал эту фамилию и приказал: "Объявите по всем границам розыск с немедленным задержанием! Весьма срочно". Потом добавил в нашу сторону: "Под самым носом у рейхсфюрера творятся такие дела! Ужасно! Ужасно!"

Тогда поднялся я. Надо сказать, что приступы страха у меня всегда наступают только тогда, когда действительная опасность миновала. Так случилось и теперь. Я довольно спокойно взял у чиновника из рук трубку и, улыбаясь, сказал:

- Думаю, что сумею вам раскрыть больше. У меня тоже давно появились подозрения, и я вам их изложу. Эта фамилия — наверняка чужая и вы такого человека не поймаете. Я предложу другой путь. Но это большой разговор. И очень скучный для нашей дамы. Предлагаю завтра встретиться ровно в два часа в ресторане отеля Адлон. Я сейчас закажу столик!

Набрал номер и сделал заказ. Еле досидел за столом до конца. Потом забрался в самый уединенный уголок Тиргартена — розарий имени какой-то королевы. Там, кроме детей и нянюшек, никого не бывает. Этот уголок, я когда-то показал всем членам нашей группы:

- Вот место для встреч при чрезвычайных обстоятельствах. Запомните!

Теперь я вошел в розарий с чувством осужденного к повешению, который входит в камеру смертников. Сел среди роз. Задумался. "Все погибло… Я в западне… Надежды нет: я один".

Иоланта вспыхнула. Захлопала в ладоши.

- И вдруг появилась я! С другим паспортом в бюстгальтере! Для тебя, милый!

Я взял ее руку и прижал к губам.

- Ты спасла мне жизнь, Елочка. Я живу благодаря тебе!

Глядя на меня сияющими глазами, она махнула рукой:

- Да ну… Оставь, милый! Мы же товарищи!

- Да, — сказал я. — И как товарищ, спасенный тобой в борьбе, делаю тебе предложение: врезайся в сечу глубже!

Иоланта побледнела. Широко открыла глаза.

- Ну?

- Ты должна выйти замуж. За пожилого итальянского полковника, шефа итальянской разведки против Гитлера. Он часто уезжает в Рим и в Кельн, где проживает его родственница, жена тамошнего обер-банфюрера, он ими завербован. У полковника великолепная военная информация. Ты сделаешь оттиски ключей от сейфа и будешь впускать меня по ночам. Я буду фотографировать всю его добычу.

- А я?

- Что ты?

- А я должна выполнять роль его жены?

- Да.