Анатолий Ромов - Поединок. Выпуск 17

Явно зная расположение квартиры и направляясь в дальнюю комнату, Боря отозвался:

— Ну, стоит ли затруднять… Мы потом на дачу, так я решил часть записок забрать и там посидеть, поработать. А если кофе, так она соорудит, вы не беспокойтесь.

В большой комнате царил старомодный уют, громоздкий рояль, застланный скатертью, служил как бы столом, и чего только не стояло на нем; одну из стен занимали застекленные фотографии, на многих из них красовался Алексей Захарович разного возраста, непременно в военной форме. И по знакам различия прослеживалось его продвижение по службе.

— Это хорошо, что про мою заботу помните, — хозяин подошел к письменному столу, положил руку на пухлую папку. — Всё тут, всё-о, и все святая правда, без прикрас, как на духу, а то теперь писаки всякое льют, это я не о вас, Борис, вам от меня будет благодарность великая, увидите!

Борис украдкой взглянул на часы, поспешив заверить с возможной убедительностью:

— Я ведь не из-за чего-нибудь, Алексей Захарович, мне самому очень интересно. Живые страницы, можно сказать, мы только в школе проходили, а тут голая правда… Валюта, ты давай на кухню, сообрази кофейку. Иди, иди.

— Да, там чайник на плите, в холодильник загляни, дочка, я после сам помогу. — Алексей Захарович раскрыл папку и, сев в кресло, взял со стола и надел очки. — Мы прошлый раз до шестидесятой дошли? Та-ак… Вот она, — отлистав страницы, он хлопнул по рукописи. — Волынская операция! Ложный штурм по фронту и глубокий обходной маневр… Можете представить — конница участвовала!

В очень чистой кухне Валя налила и поставила на газ чайник, на столике в вазе стояло печенье, она взяла одно, разломила и, бросив в рот половинку, лениво жевала, глядя в окно.

— …и неверно, будто штрафники составляли ударную силу! — полемизировал с кем-то, сидя за столом, Алексей Захарович. — Лично я им не доверял, безответственный разгильдяй, он всегда и во всем разгильдяй… А на главном направлении действовал у меня полковник Рязанцев, можно сказать, слуга царю, отец солдатам. Умница! Ну, про царя это я словами поэта…

— Я понимаю, понимаю, — уверил Борис. И опять взглянул на часы. — Вы мне сегодня страниц двадцать дайте, а в понедельник просмотрим, что получилось.

— Я дам, дам… Ты сюда смотри, вот: против нас противник сосредоточил до шести тысяч пехоты при поддержке тяжелых танков типа «тигр» и самоходные орудия «фердинанд». Левый фланг у него был прикрыт надежно, я провел разведку боем на правом и прояснил обстановку…

Молодой человек снова прервал воодушевленное чтение:

— Извините, Алексей Захарович, я ей скажу, чтобы мне покрепче… Вам — как?

— Что? — взглянул над очками старик. — А-а… Да мне ложечку, много не надо. Там сгущеночка открытая в холодильнике, так мне со сгущеночкой.

— Я сейчас…

Быстро ступая, Борис прошел коридором, подошел к кухне и, приоткрыв дверь, сказал шепотом:

— Замри здесь, не высовывайся! Поняла?

— Гена…

— Замри, я сказал!

Верхняя часть кухонной двери была застекленной, и Валя, встав сбоку, смотрела через стекло. Она видела, как он обернулся из прихожей на дальнюю комнату, взглянув на часы, взялся за замок, повернул и потянул на себя. И сразу в дверь ворвались с лестничной площадки трое безликих, промелькнули, исчезли в коридоре.

Борис с бледным, обострившимся лицом задержался, глядя им вслед, затем быстро шагнул к кухне.

— Пошли! Скорее! Ну?!

Полуоткрыв рот с прилипшими крошками печенья, Валя тупо смотрела на него, одними губами беззвучно выругавшись, Борис схватил ее за руку, потащил, и, пока волок к выходу, она слышала из дальней комнаты звуки какой-то возни, сдавленное мычание и хрип.

Он вытащил ее на лестницу, дверь за ними захлопнулась, и оба заспешили вниз по ступеням, забыв о лифте.

Лица двоих обтягивали маски из чулок, лицо третьего снизу до глаз закрывала черная повязка, а очень светлые, холодные глаза не выражали ничего.

Рот Алексея Захаровича был заткнут кляпом, руки скручены веревкой, и плотный малый в блестящей куртке, подталкивая коленом, вывел его в коридор и распахнул дверцу чулана.

— Сюда, Валёк?

— Язык, пасс-суда! Туда… Шевелись!

Тесный чулан был загроможден всяким хламом, Алексей Захарович втиснулся спиной, осел на картонный ящик, и тот прогнулся под ним. Грабитель в куртке закрыл дверь, задвинул защелку и вернулся в комнату.

Работали сноровисто и быстро. На руках у двоих были обычные кожаные перчатки, у того, что с повязкой, — тонкие, резиновые. Присев у стола, он открыл одну дверцу тумбочки, вторая оказалась запертой, и тогда он достал из кармана связку отмычек.

Послышались какие-то звуки из коридора. Один из тех, кто был в маске, рывшийся в шкафу, прислушался и подошел к дверце чулана. Она вздрагивала под тупыми толчками, и задвижка на ней шевелилась.

— Ну? — открыв дверь, он угрожающе поднял кожаный кулак. — Угостить тебя, дед?

— У-ухршш… Ушш-оо… — хрипел старый человек. Лицо его побагровело, из выпучившихся глаз катились слезы. — О-охр-р…

Продолжая держать кулак над его головой, грабитель другой рукой выдернул кляп, и Алексей Захарович жадно втянул воздух.

— Н-ах… Хх-ха… Сердце… Я не буду кричать… Сердце… Таблетки у кровати… Нитро… глицерин…

— Стой здесь! — Тот, в повязке, стоявший, как оказалось, рядом, теперь неспешно пошел в другую комнату и, взяв со столика у кровати стеклянную колбочку с белыми таблетками, вернулся назад.

— Сколько тебе? Одну, две? — он встряхнул колбочку, высыпая таблетки на ладонь.

— Од… Одну… Не надо рот… Я не буду… Рот не надо… — тяжко дышал Алексей Захарович.

— Ешь. — Желтая, в резине рука бросила в открытый рот таблетку, старик судорожно дергался, глотая, и тут же в рот вновь сунули кляп.

— Все! Закрывай… «Скорая» уехала. Работать надо.

Рослый грабитель принес из прихожей пустой чемодан, когда проходил мимо дверцы чулана — она слабо дергалась и за ней слышался натужный хрип.

Через некоторое время в прихожей стояли два чемодана, кожаный баул и объемистая брезентовая сумка.

Тот, что-был с повязкой, вернулся в большую комнату, подойдя к окну и встав сбоку у портьеры, глянул вниз. За палисадником перед домом остановилась светлая «Волга». Он подождал, пока машина медленно тронулась, и вышел в прихожую.

— Нарик подъехал. Двигаем.

Руки в перчатках поднялись к лицам, зашуршали стягиваемые маски. Входная дверь распахнулась. Закрылась.

Ограбленная квартира не являла никаких следов разгрома. Только осталась незакрытой одна тумба стола и завернут угол ковра в другой комнате. В наступившей тишине можно было расслышать, как тикают старинные напольные часы, а больше не доносилось никаких звуков, и оставалась недвижной белая дверца чулана в коридоре.