Валентин Аккуратов - Искатель. 1964. Выпуск №4

Предположение не противоречит гипотезе профессора Хвостикова, скорее — подтверждает ее, конкретизирует. Но все, конечно, надо проверить. Главное теперь — накопление материала.

И надо покопаться в этом спорадическом слое.

Поскольку ионизированные слои образуются в результате жесткого излучения Солнца, вероятно, существует связь между интенсивностью этого излучения и появлением спорадического слоя?

Как это проверить?

Жесткое излучение Солнца поглощается в ионосфере. Но частицы этого излучения, кванты, наталкиваясь в верхних слоях атмосферы на атомы и молекулы, бомбардируя их, служат причиной образования вторичных частиц, так называемых дельта-электронов и кю-мезонов. Эти вторичные частицы можно улавливать и на Земле. Но количество их пропорционально количеству квантов-«бомбардировщиков», квантов жесткого излучения. Значит, подсчитывая, регистрируя дельта-электроны и кю-мезоны, можно следить за интенсивностью жесткого излучения Солнца.

Такие постоянные наблюдения, может быть, позволят прогнозировать и появление слоя Ес, а не только серебристых облаков!

Сначала прогнозировать, затем разобраться в нем подробнее…

Роберт написал обо всем этом в Москву, в научно-исследовательский институт, а потом по вызову ученых сам приехал туда в командировку. Предположения его признаны интересными, план работы одобрен. Он получил необходимые консультации и аппаратуру, нужную для продолжения и развертывания исследований.

Такова история серебристых облаков, открытых семьдесят девять лет назад. История, дописать которую, вероятно, удастся в ближайшие годы. Можно прибавить еще, что летом нынешнего, 1964 года Роберт Витолниек, успешно закончив одиннадцатый класс, подал заявление на физический факультет Московского государственного университета, профессором которого был в свое время известный астроном Витольд Карлович Цераский.

Александр НАСИБОВ

БЕЗУМЦЫ[10]

— К сожалению, о Германии я знаю лишь по рассказам отца.

— Значит, вы немец, но жили за границей? Эмигрант?

— Сын эмигранта.

— Хорошо, — повторяет Абст. — Назовите страну, ставшую вашей второй родиной.

Карцов выдерживает паузу.

— Я жил в России.

— В России, — все так же невозмутимо продолжает Абст. — Даже родились там? Немцами были ваш отец и мать? Они живы?

— Мать умерла. Отец был жив.

— Был жив… Как это понять?

— Его мобилизовали в русскую армию. Где он, жив ли, мне неизвестно.

— А сами вы? Тоже служили в их армии? Или служите?

— Простите! — Карцов встает. — Простите, но я не знаю, с кем веду разговор. Вы хорошо владеете языком. Лучше даже, чем я. Но вы не похожи на немца. Да и откуда взяться немцам здесь, за тысячи миль от границ Германии! Куда я попал? Что вы сделаете со мной?

— Что я сделаю с вами? Это зависит только от вас. От того, насколько вы будете откровенны в своих признаниях.

— Но в чем я должен признаться? — восклицает Карцов.

— Не теряйте времени.

Карцов называет город на Каспии, где родился и вырос, номер дома и квартиры своего школьного товарища, приводит подробности его биографии. Это верные сведения — если Абст располагает возможностью перепроверить их, за результат можно не опасаться. Мысленно Карцов просит прощения у Ханса и его отца. Оба они — настоящие люди, антифашисты. Рейнхельт-старший добровольно ушел на фронт в первый месяц войны. Что касается Ханса, то он болел и поэтому мобилизован недавно.

Абст слушает не перебивая. Он все так же сидит за столом, его глаза полуприкрыты, руки опущены на колени. Можно подумать, что он дремлет.

Зато в непрестанном движении попугай. Им вдруг овладел приступ веселья. Чешуйчатые лапки с крепкими изогнутыми коготками так и бегают по насесту, массивный клюв долбит цепочку, которой птица прикована к шесту. Цепочка звенит, попугаю это нравится — на время он замирает, наклонив голову, будто прислушиваясь, и вновь начинает метаться.

Вот попугай неловко повернулся, цепочка захлестнула вторую лапку, и, сорвавшись с насеста, он повисает вниз головой. Абст встает, распутывает птицу и водворяет ее на место.

— Продолжайте, — говорит он. — Итак, четыре месяца назад вас мобилизовали. Что было дальше?

— Меня направили в Мурманск. Вы знаете этот порт?

— Вы офицер?

— Мне присвоено звание капитана медицинской службы. Я бы не дезертировал, но…

— О, ко всему вы еще и дезертир! — Абст улыбается. — Ну-ну, что же заставило вас покинуть военную службу у русских?

— Я прибыл в часть, и вскоре выяснилось, что она готовится к отправке на фронт.

— Так и следовало ожидать… Что же, не хотели воевать против своих? Патриотические чувства не позволили вам обнажить оружие против немцев? Очень похвально. Ну, а что помешало бы вам по прибытии на фронт перейти к немцам? Вы не подумали о такой возможности?

— Перебежчику мало веры. Особенно если это перебежчик от русских. Впрочем, вы это отлично знаете… Вы сами выловили меня в океане, доставили сюда, хотя я и не просил об этом. А сейчас смеетесь, не верите ни единому моему слову.

— Однако вы откровенны, господин дезертир. Продолжайте!

— Честно говоря, продолжать не хочется, ибо дальше произошло то, чему вы и вовсе не поверите.

— А все же!

— Случай свел меня с моряком союзного конвоя, доставившего в Мурманск военный груз. Мой новый знакомый оказался американцем немецкого происхождения. Мы быстро сблизились. Быть может, потому, что обоих нас судьба лишила родины… Короче, я рискнул и заговорил с ним в открытую. И вот перед отплытием конвоя в обратный путь они приносят сверток с одеждой. Я переодеваюсь. В кармане у меня морская книжка и другие бумаги для пропуска в порт…

— Он взял вас к себе на судно?

— Представьте, да. Он был боцман, и он спрятал меня в помещение для якорной цепи. Там я провал четверо суток. А на пятые, когда мы были далеко в море, нас торпедировали. Транспорт разломился и затонул. Я спасся чудом.

Карцов понимает, что Абст ему не верит. Он и не ждал иного. Но главное впереди…

— Разумеется, вы запомнили название корабля, на котором плыли, можете указать место и день катастрофы?

Вопрос не застает Карцова врасплох. Он готов к ответу. В тот год гитлеровские подводные лодки, действуя группами, часто атаковали караваны транспортов, следовавших в советские порты. Один такой налет на крупный конвой, когда он шел в обратный рейс, был совершен месяц назад.