Игорь Сапожков - Лёвка

- Это же грев в кичу, ты у кого шекель смыл, босота?

Ну я ему рассказываю как и что, мол фраера московского поднял — штаны в полосочку, шляпа, папиросы «Герцеговина»… С него градом начинает катиться пот.

- А партачки были?

- Да вроде паутина на пальцах, я толком не рассмотрел… — Петруха вытер рукавом влажную шею, — куда ты сказал он ехал?

- В «Дукат», кажется…

- Ему кажется… Ладно, слушай меня здесь… — Он обречённо выдохнул.

Возле гостиницы «Дукат», он меня уже поджидал, сидел на лавочке ел мороженное, нога-на-ногу, штиблеты сверкают на солнышке. Он показал глазами на место рядом с собой, я присел на самый край.

- Чемодан доставишь по этому адресу, — он снял с моей головы восьмиклинку, вложил в неё кусочек бумаги и обратно одел её мне на голову!

- Я это… Не в жилу вышло… Напутался я значит…

- Да ладно, смена растёт на мою голову, — открыто улыбнулся он, — держи вот, на память, — и добавил, когда я уже встал, — найди меня через неделю…

На моей ладони лежала серебряная зажигалка. На её перламутровом боку была витиевато выгравирована буква К.

- Вали давай, Шекель!

Фима Каплан давно отошёл от блатных — завязал, как-говориться, ни в каких делах не участвовал, тихо жил один в большой квартире, в доме послевоенной постройки с высоким потолком и широким балконом. Иногда Лёвка приходил к нему в гости. Они обедали, соседка Камилла готовила замечательный плов с бараниной и курагой, потом слушали Высоцкого на новенькой, кассетной «Весне». Шекель курил на балконе, вертя пальцами серебряную, с перламутровым боком зажигалку и думал о превратностях судьбы. Ведь начиналась его блатная биография «под глазом» того самого Крамера, который приходился Лёвке родным дедом. Именно Крамер и был тем самым пижоном, у которого Фима смыл злополучный чемодан. Под видом слесарей из артели «Двърные Английские Замки», воры приходили в дома зажиточных горожан, устанавливали или ремонтировали замки, тем временем осматривались, выясняли что и как лежит — всё остальное было делом опыта и времени. Дома «ломали» через чердаки или окна, двери и замки всегда оставались целы, домушники берегли авторитет артели. В памяти почему-то всплыли слова Крамера: «Важно не то, как войти в дело и провернуть его, а как из него выйти и остаться при этом на свободе!» Шекель не стал рассказывать Лёвке, что был хорошо знаком с его легендарным дедом, что «работал» с ним, что знал его красавицу-жену Риточку, Лёвкину бабку, Маргариту Крамер.

Однажды Шекель неделю лежал в больнице, «старые раны» — шутил он. Лёвка навещал его, покупал на рынке апельсины, но сам же их ел, сидя у кровати похудевшего друга. Как-то он застал Шекеля курящим на скамейке в саду, ветер распахнул больничную пижаму, из под майки выглядывала выцветшая татуировка.

- Что это значит? — Спросил Лёва, указывая на церковь с куполами.

- Эта, — Фима указал на маленький купол на сердце, — малолеткой по-дурости залетел… А эта, — он дотронулся до купола, что по-больше, — вспоминать противно, тоже по-дурости… А вот здесь колокол, видишь? — Лёвка кивнул.

- Он когда звонит, душа стонет, будто просится на свободу…

- Мама говорит, что нет такого органа — душа…

- В медицинских книгах нет, а у человека — есть!

- Да… — Лёва улыбнулся, — и бабушка то-же самое сказала… Она маме рассказывала, что если взвесить человека до и после смерти, то после смерти он весит на 52 грамма меньше — это его душа на небо улетает. А вон кстати и мама, помнишь я тебе говорил, что она здесь работает?

Лёва указывал в сторону где, моложавая подтянутая женщина в белом халате очень увлечённо разговаривала с мужчиной, тоже в белом халате. Она будто почувствовала, что на неё смотрят, повернула голову и остановила взгляд на Фиме и Лёвке. Потом она немного смутившись подошла к ним и обратилась к сыну:

- А ты здесь, что делаешь?

- Друга навещаю…

Мама повернула голову и посмотрела на Шелкеля. Фима встал:

- Каплан… Ефим…

- Доктор Колесникова, — она протянула руку, — Ольга Константиновна. Так это вы друг?

- Я… — он явно смутился и немного неуклюже пожал её холодную твёрдую, как камень ладонь.

Дома был разговор с мамой. Она удивлялась и возмущалась.

- Ну что у тебя может быть общего с этим человеком? Я тебя спрашиваю?

- Не знаю… Мне с ним интересно…

- Чему он может тебя научить? Я между прочим навела справки, у него очень туманное прошлое…

- Мы вместе стреляем… — мама медленно присела, — ну в тире, понимаешь…

- Вокруг полно твоих сверстников, возьми хоть наших соседей. Профессор Глимбоцкий и его жена Верочка очень приличные люди, а их сын кстати учится в физико-математической школе. Я думаю…

- Мама, ты это серьёзно? — Остановил её Лёва.

- Перебивать людей — это издержки воспитания… Лев, — когда мама злилась, то всегда называла Лёвку полным именем, — мне придётся поговорить с этим, как его, Капланом… Хотя постой, я попрошу это сделать твою бабушку… Слушай, а почему ты его зовёшь Шекель?

- Шекель, эта такая деревянная израильская монета, — уверенно произнёс Лёвка…

Вскоре Фиму выписали, врач сказал: «С такой язвой до ста лет живут», но всё-таки рекомендовал серьёзно отнестись к диете. Первое время Шекель ещё кое-как её соблюдал, а потом махнул рукой, как ни билась с ним Камилла, у неё тоже ничего не вышло…

Маргарита пришла к тиру за пять минут до закрытия. С низкого неба падали крупные капли дождя. Она стояла под зонтом и ждала пока Шекель не останется один. Когда помещение опустело она тихо вошла:

- Здравствуй Фима! Ты помнишь меня? — она улыбнулась.

- Рита… — он резко повернул голову, — Рита…

Она подошла поближе и протянула руку, он её робко пожал. Затем он взял из её рук старомодный зонтик с ручкой-крючком, аккуратно сложил его и прислонил к стене. Вокруг него сразу образовалась небольшая лужица.

- Я рад тебе… Но ты ведь не в первый раз пришла? Я видел тебя раньше возле кинотеатра, ты никак не решалась…

- Не в первый, но в этот раз решилась, меня невестка попросила с тобой поговорить…

- Я догадался… Вам не о чём беспокоиться… — его голос сделался твёрже.

- Фима, ты-же знаешь, чем кончил Крамер? — задала неожиданный вопрос Маргарита и сама же на него ответила, — стенкой…

-…

- Это его кровь! Я очень, очень тревожусь.

- Рита, пока он здесь, ничего дурного с ним не случится!

Они замолчали. Пауза затягивалась.

- Лёва мне много рассказывал о тебе, — нарушила затянувшуюся паузу Маргарита, — и всё как-то очень сердечно, по-доброму. Я думаю ты заменил ему отца… Может деда, а скорее всего их обоих.