Игорь Сапожков - Лёвка

Над руинами некогда самого красивого города Востока, висел липкий зной. Вечером, когда жара чуть спала Саша решил немного пройтись в надежде отыскать детдом или хотя-бы то, что от него осталось. Ориентироваться в развалинах было практически невозможно, тем более стало темнеть, а электричество в город не подавалось. Он ловко вскарабкался на остаток какого-то здания, что-бы осмотреться и сообразить в какой стороне расположен лагерь. В глаза бросилась трещина рассекающая улицу на две части, в ней он увидел застрявшего человека. Прыгая по изуродованным бетонным глыбам, Саша быстро спустился вниз. В жуткой расщелине, острыми краями асфальта по самые плечи, была зажата девушка. Саша приоткрыл ей веко, она была жива. Он смочил её лицо водой из фляги, она медленно открыла глаза и застонала. Тогда Саша влив ей в рот несколько капелек воды. Затем он несколько раз пытался вытащить её из трещины. Во время последней попытки девушка потеряла сознание от боли. Придя в себя она умоляла не оставлять её одну, а вокруг как назло не было ни одной живой души и некого было послать за помощью. Тогда Саша опираясь о края расщелины спустился вниз и уже от-туда, упираясь спиной ей в ноги, вытолкнул женщину наружу. А самому выбраться ему не удалось, неожиданно загудела земля, затем резкий толчок закрыл, и правда тут-же открыл трещину…

И вот Маргарита опять в Ташкенте, она опять везёт сына домой, но теперь уже в запаянном цинковом гробу…

Девушка осталась жива. Она рассказала нашедшим её спасателям, что в трещине остался человек… То, что осталось от доктора Крамера, доставали частями. На вокзале, когда гроб уже загрузили в почтовый вагон, отец спасённой девушки целовал Маргарите руки. Отправка поезда задерживалась, мужчина стоял на перроне и молился: «Аллах Велик, Аллах Велик…» Она задремала на откидном сидении, а когда проснулась, увидела у себя на коленях цветастую сумку, в ней были халва и финики…

- Бабушка, а кто такой Ашем и зачем ты ему всегда на меня жалуешься? — уловив настроение бабки, быстро сменил тему Лёва.

- Ашем — это одно из имён Бо… — начала было рассказывать бабушка, потом резко прервалась на полуслове, — извини, Лёвушка, тебе это пока ни к чему, — она грустно улыбнулась.

- А ты деда сильно любила?

Она не ответила, только положила на плечо внука свою лёгкую, сухую ладонь исчерченную замысловатым узором тонких морщин.

Лёва, как и дед, был широк в плечах, обладал отменным физическим здоровьем и отличной памятью, был быстр умом и резок в суждениях, редко менял свои решения. И Лёву с детства тянуло на подвиги. Ещё в начальных классах он научился играть в карты — причём играл хорошо и достаточно серьёзно относился к игре. Однажды он обыграл в марьяж учителя физкультуры, бывшего чемпиона республики по дзю-до. В счёт выигрыша, дзюдоист взялся учить Лёву приёмам рукопашного боя. Лёву соревнования и турниры не интересовали — учился он для себя и кстати преуспел — он легко отбивался от городской шпаны и те, получая отпор, быстро оставили его в покое. Именно во вовремя одной из таких потасовок, Лёву и подметил Фима Каплан. Он держал тир возле кинотеатра Ленинский. По иронии обстоятельств надпись над помещением гласила: «ТИР. Ф. Каплан». В общем место это в районе было больше известно под названием: «Тир имени Фанни Каплан», а Фиму в определённых кругах знали, как блатного в завязке по-кличке Шекель. Фима стал присматриваться к парню, однажды позвал и разрешил пострелять, хотя табличка на стене строго предупреждала, что стрелять разрешается только гражданам достигшим 14-летнего возраста. Стрелять было интересно, тем более, что у мальчика хорошо получалось буквально с первого выстрела. Шекель взялся его обучать. Особенно нравилось Лёвке стрелять на-скорость по выскакивавшим по разным сторонам медведям и зайцам. Получалось действительно хорошо. Фима был доволен, он как-то даже слишком быстро проникся к этому парню, увидел в нём себя, молодого и сильного, не ведающего страха начинающего вора. Они подружились — седой уголовник и подросток, которому только исполнилось 14 лет. Лёвка засиживался в тире до-поздна, он помогал Шекелю, ремонтировать, смазывать и чистить винтовки, чинить мишени и двигающие их механизмы. В тире было весело и интересно, к Фиме захаживали приятели, они пили пиво, травили байки…

- А что значит Шекель, никогда раньше не слыхал этого слова? — как-то раз спросил Лёвка.

- По-фене это значит чемодан, ну а на самом деле израильская монета, типа нашего рубля, что-ли… Кстати знающие люди говорят, что такая-же деревянная!

- Ну а почему тебя так прозвали? — продолжал любопытствовать Лёвка, упустив непонятное замечание.

- Расскажу как-нибудь…

- Расскажи сейчас, будь другом, — не унимался Лёвка, — интересно же…

- Ну слушай, — легко согласился Шекель, — раз интересно… Я тогда работал на вокзале, щипал по-мелочи, присматривался к порядкам… И выходит значит из московского поезда пижон такой — штаны в серую полосочку, очки дымчатые, шляпа а-ля Лондон, лепень с кожаным карманами, короче на-понтах весь; поставил на платформу чемодан и шарит глазами по-сторонам. Я к нему:

- Вам таксомотор, гражданин человек? — И значит за чемодан.

А он ногу в лакированном штиблете на него поставил, не торопясь закурил «Герцеговину Флор», щёлкнув серебряной зажигалочкой, посмотрел на котлы и говорит:

- В «Дукат» — и снял ногу с чемодана…

Ну я шекель забросил за спину и попёр вперёд, он за мной, вобщем у камер хранения я его потерял. Трюк у меня такой был, там несколько подземных переходов пересекались, я в один нырнул, в другом вынырнул, чемодан задвинул в дыру специально подготовленную, закрыл фанерой и по лестнице наверх. Смотрю через окно, фраерок стоит посреди вокзала и медленно до него доходит, что нет у него больше багажа. Он кстати не смутился совсем, хлопнул себя по карману, ну типа лопатник проверил, убедился что при нём и как ни в чём не бывало пошёл на остановку таксомотора. Я тем временем вернулся за чемоданом и притащил его на хавиру. Там мы его аккуратно вскрываем и смотрим, а в нём: карты — с десяток колод, большая коробка чая, водка, сало-колбаса, банка травы, консервы разные. А в самом углу, аккуратно завёрнутый в полотенце ствол воронённый — «Наган» с барабаном маслят. Старший наш, Петруха, первый всё понял:

- Это же грев в кичу, ты у кого шекель смыл, босота?

Ну я ему рассказываю как и что, мол фраера московского поднял — штаны в полосочку, шляпа, папиросы «Герцеговина»… С него градом начинает катиться пот.