Валентина Ососкова - Самый маленький офицер

«Збыл тлфон,смс прочтал тльк что.никких нвстей,поэтму не пишу», – набрал, пропуская гласные через одну, и отправил он, понимая, как уныло выглядит это сообщение. Нельзя так писать лучшим друзьям… Только вот как тогда можно?

Прерывая размышления, выстрелил трелью звонок.

– Сиф… – начал было старший офицер, но Сиф его перебил, откладывая телефон:

– Я уже иду.

Он заглянул в глазок, и желание открывать пропало. Мальчик с кислой физиономией, игнорируя второй звонок, заглянул обратно в комнату, помялся, вздохнул сумрачно и доложил:

– Ваше высокородие, там это… журналист.

«Его высокородие» допил чай единым глотком, раздумывая, потом по-птичьи быстрым, рваным движение дёрнул головой – скрывая недовольство:

– Да ладно, пусть их. Открой… Эй, ты чего, Сифка? Зачем такая кислая рожа? – он поднялся и подошёл ближе к воспитаннику. – Ну что?

– Тогда без меня разговаривайте, – Сиф отвернулся.

– Ты к ним никогда не привыкнешь?

– Я их никогда не прощу, – Сиф сжал зубы. – Разрешите… я к Алёне пойду.

– Эх ты, ординарец… – Заболотин-Забольский протянул руку, чтобы взъерошить волосы офицерику, но на полпути убрал, перехватив далёкий от дружелюбия взгляд. При воспоминаниях о войне Сифка становился диким зверьком. Прикосновения этот зверёк  не переносил, поэтому полковник кивнул: – Разрешаю, куда я денусь. Только открой деятелю новостей всё-таки.

Сиф вышел в коридор, обулся и, натянув на лицо не дружелюбное, конечно, но хотя бы нейтральное выражение, со следующим звонком открыл дверь.

– Добрый день, – сохраняя вежливую интонацию, сказал он, стараясь не встречаться взглядом с модно одетым человеком с планшетом подмышкой.

– Добрый день. Могу ли я видеть… – начал журналист по-русски с небольшим акцентом.

– Можете, можете, – в коридоре появился старший офицер, воплощение вежливости с легким налётом недовольства «вторжением».

– А…

– Проходите, – кивнул Заболотин-Забольский, взглядом провожая юркнувшего мимо журналиста ординарца.

Для Сифа любые «деятели СМИ» ассоциировались с теми, из военной поры. Иногда Заболотин гадал – это один из тех редких эпизодов, которые и впрямь сохранились в памяти мальчика, или просто необъяснимый теперь для Сифа рефлекс?..

Небо было тёмное-тёмное, синие, но звёзд, больших, колких, как скомканные обрывки фольги, почти не было видно. В темноте терялись границы между чистым небом и облаками, и только по острому звёздному посверкиванью можно было примерно догадаться, где что. Город, так долго стоящий мёртвым, с удивлением слушал, что происходит в нескольких его домах, неуверенно думая: а вдруг – жизнь? Его ещё утром разбудили автоматные очереди и взрывы, и вся эта кутерьма тянулась долго-долго… А потом стихла, перестало громыхать, посылая вокруг смерть. И теперь город слушал наступившую тишину и понимал, что она не старая, мёртвая, а живая. Шаги, тихие голоса, окурки, аккуратно прикрытые ладонью, чтобы не светиться сигаретным огоньком, короткие рапорты и приказы вполголоса. И ночь, городская и безучастная к происходящему.

Не жизнь это вернулась. Это война ещё раз пришла, такая же равнодушная к судьбам людей, как полгода назад.

И людям, смутившим покой городка, некогда заглядываться на небо, даже если они просто устало привалились спиной к стене и замерли, впитывая в себя драгоценное время отдыха. Почти все вокруг них спят, кроме караульных, замерших где-то в соседних помещениях. За несколько домов от них застыл ещё один дозор, поглядывают на часы и мечтают, чтобы часовая стрелка наконец доползла до цифры четыре: где-то в четверть пятого их сменят. Осталось немного, сейчас уже без пяти, если посчитать в среднем, сколько у кого показывают часы.

В первом доме как раз караул только что сменился. Это сошедшие с дежурства бойцы привалились к стене, стараясь расслабиться и вздохнуть спокойнее – напряжение не давало забыться сном, только непонятной звериной дрёмой.

– Ничего? – послышался рядом тихий голос. Бойцы узнали капитана Заболотина и облегчённо вздохнули. Их бывший ротный, а теперь командир «всея батальона», присел на корточки рядом с ними.

– Ничего, – подтвердили они, и кто-то привычным жестом протянул почти пустую пачку сигарет.

– Я всё ещё не курю, – твёрдо отказался капитан. – Ладно, раз ничего – спите. До рассвета уже недолго. Скоро подойдут «встречающие».

– И вам сна, вашбродь, – отозвался один из бойцов, рыжий и кажущийся по-прежнему толстым, хотя на самом деле он за службу похудел более чем вдвое. Просто широкий костяк и круглое лицо сохраняли ему «полный» вид.

Здесь давно никто никому не желал спокойной ночи и добрых снов. Здесь просто желали сна. Без сновидений лучше всего.

Заболотин поднялся на ноги и почти неслышно отошёл. В сонной тишине, если прислушаться, можно было уловить, как он пересёк квартиру, вышел на этаж и, скрипнув, будто случайный ветер сквозь разбитые окна подул, дверью в соседнюю, вполголоса сказал кому-то:

– Да я это, спи. У караульных был.

Бойцы, впрочем, догадывались, кому: скорее всего, пацану-приблуде, Индейцу. Мальчишка, вроде, долго пытался Заболотина убить, но последнее время в их отношениях этого не было заметно. Капитан всё так же пёкся о «подопечном», а подопечный… кажется, теперь не имел ничего против.

Рассвет залил холодным осенним светом город, пустынные дома с провалами окон, лишённых стёкол, и передвигающихся аккуратно, тихо, но торопливо солдат. Где-то впереди уже на подходе была рота «встречающих». Осталось лишь дождаться её и ударить по выринейцам с двух сторон. А пока подразделение стягивалось ближе к окраине города и, соответственно, к противнику, чтобы не мешкать при ударе.

УБОН – ударный батальон особого назначения – отличался от всех других частей тем, что посередине перемещения до места назначения их могли сдёрнуть с задания и отправить «закрывать дыры» по дороге. Так было и сейчас – дивизия Равелецкого осталась далеко впереди, а УБОН разбирался с местными силами, мешающими пройти остальным частям.

Время тягучими каплями переливалось через край бокала-настоящего, утекая в прошлое так медленно, что казалось, капля вообще остановила всякое своё движение. Светало. Царила напряжённая тишина. Молчали «выри», молчали русские. А потом в какой-то момент капля-время сорвалась вниз, стремительно ухнула куда-то, всё завертелось в бешеном круговороте: сообщение по рации, что пора встречать, первая, прощупывающая атака. Уже более уверенный удар. И чуть дальше, ниже по течению реки, ещё один – это подошли, подоспели «встречающие».