Любовь Овсянникова - Аферистка

Так вот, по нескольким незначительным пустячкам в поведении Дыдыка — по проблескам в глазах, мгновенно выдающих его тайные намерения, по вкрадчивым взглядам в ее сторону — Люля давненько заподозрила, по-звериному всем существом почуяла, что он задумал и к чему начал стремиться. Поэтому на всякий случай успела составить приблизительный контрплан, учитывая возможные отклонения от него и нежелательные осложнения в конкретных обстоятельствах. И смотри ты, в самом деле оказалось, что все это мура и домашняя задумка в дорогу не годится. По ее предыдущим намерениями безвестно исчезнуть предполагалось в Москве, где у нее есть друзья и возможности. Но в этот вечер стало ясно, что она туда не доедет, что Давид попытается ускорить события и разделается с нею еще до Москвы. Надо было опередить его, обезопаситься, но с двойным эффектом — самой с носом не зависнуть и его оставить при бубновых интересах. Нашелся тут вершитель жизни, распорядитель ее судьбы! А еще и сама судьба, по всему видать, разгневанная, что Дыдык ею помыкает, подсуетилась — помогла с лечебным чайком.

Чертово колесо мыслей подбрасывало девушке то полезную идею, то всякую ерунду, а то вообще шло вразнос. Вот зачем было забирать с собой оба билета на Москву? Для чего они ей? А пусть злодей Дыдык думает, что у нее есть сообщник! Может, хоть это немного остудит его желание сразу перегрызть ей глотку. Хорошо. А зачем переться на вокзал, откуда он как раз и начнет поиски? Еще, давай, и в Москву езжай, пусть он уж совсем не сомневается, куда ты дернула и что у тебя крыша протекает. Отцепись! — гаркнула Люля собственному паникерству.

Люля резко мотнула головой, встряхивая густые волосы так, чтобы они как можно больше закрыли лицо, и храбро вышла из метро. На поверхности ее встретил тот же недобитый солнцем свежачок, полозом вьющийся между зданиями, те же насмешливые звезды, навечно вмонтированные в черную бездну, и такая же, как была под землей, вокзальная давка.

Вот и хорошо, что она имеет естественный вид. И зачем когда-то люди придумали разрисовываться по-папуасски? Все ради того, чтобы добиться призрачной индивидуальности, выделиться чем-нибудь из других. Но — надо же! — природа упрямо и последовательно сводит те ухищрения на нет, подсовывая параноикам новую моду. По ее диктату они снова становятся одинаковыми, как инкубаторские. Сказано, толпа гениев — это все равно толпа. Прекратите, несчастненькие, дергаться и бунтовать. Живите, как Бог дал. И будете наиболее неповторимо выглядеть.

Как Бог дал? Конечно же! Вот она и должна теперь так жить. Должна быть как все. В конце концов, это и есть самое надежное убежище. Хорошая мысль! — обрадовалась Люля. Теперь бы еще убраться подальше от маршрутов, которыми бродит хищный Дыдык, да и слиться — ха-ха! — с народом.

Итак, что касается внешности, то стратегия найдена. И психологически она себя почти уже настроила на новый образ жизни: отныне — никакой косметики, разве что помада и духи. А вот сейчас для полного антуража ей не хватает огромной клетчатой сумки, с какими здесь толкутся через один. Ну, пусть не огромной, а такой, чтобы спрятать в ней желтый «дипломат».

На углу вокзальной площади сидела толстая тетка, разложив вокруг себя товар для всяких пассажиров и путешествующих бродяжек.

— Кто не взял из дому сумку? Кто не позаботился о поездке заранее? Целлофановые пакеты! Сумки! Недорого! — заучено обнаруживала она свое присутствие здесь.

— Сколько стоит вон та, клетчатая? — Люля показала на стопку сумок, которые ей приглянулись.

— Все деньги, солнышко, — сказала тетка и назвала цену.

Девушка купила сумку и наконец-то спрятала в нее свою опасно заметную ношу, кое-как успокоившись. Сдерживая желание мчаться быстрее, направилась к дверям вокзала. Неожиданно заметила у входа яркий стенд со свежей еще краской — только что обновили и повесили — «Их разыскивает милиция» и остановилась возле него…

На Киев давно легли густые сумерки, и звуки, живущие вокруг, показались ей более тихими.

— Ну так всего вам хорошего? — все еще не веря внезапному счастью почему-то спросила Люля. — А я спешу, — и вовсю рванула к билетным кассам.

Там у каждого окошка, как пчелы возле летка, толпились люди, по два-три человека в шеренге, выстроившись в подобие очереди, которая продвигалась весьма медленно. Люля подергалась туда-сюда и скоро поняла, что ничего сделать не сможет, что должна стоять как все. Но ведь отныне это для меня норма, вот и нечего трепыхаться, напомнила она себе, гася желание быстрее расправиться с проблемами.

— Кто на московский экспресс, не стойте! — донеслось из окошка, около которого Люля пристроилась к потенциальным пассажирам. — Билетов нет!

Возле кассы лбом об стекло бился растерянный мужик, похожий на женатое ракло[3].

— Я еду по вызову, вот телеграмма, — совал он под нос кассирше желтую бумажку. — Мне два билета до Тулы, там моя мама умирает.

— По предъявлению телеграмм даем только на похороны. Мужчина, отойдите от окна. Не мешайте работать!

— Боже милостивый, — воскликнул тот. — Что же мне делать? — он все еще торчал там и, казалось, уже не хотел ничего другого.

В толпе ожидающих своего счастья послышались возбужденные голоса, нетерпеливые и решительные:

— Тебе, голуба моя, может, бо-бо сделать? — люто прохрипел какой-либо штымп[4], протискиваясь поближе к кассе и наклоняясь к окошечку. — Какое ты имеешь собачье право футболить этого пацана? — он ловко орудовал локтями и извертывался, чтобы купить билет без очереди.

— Ну, что там такое!

— Пусть разбирается со своими проблемами где-то в другом месте и не тормозит очередь!

— Да прогоните этого наглеца! Гляди, как толкается?

— Вы что, люди? Помогите же ему!

— У меня есть два билета до Москвы, только на завтра, — неожиданно для себя сказала Люля.

— Мне подходит! — обрадовался мужик у кассового окошка, махая оттуда рукой.

— Тогда взамен отдайте мне свою очередь.

— С удовольствием! Проходите! — счастливое разрешение проблем у того, кто застрял на передовой в боях за билеты, потонуло в неудовлетворенном гуле остальных.

Таки фортуна держала ее за крепачку[5], снова поворачивалась к ней некультурным местом, чтоб ей пусто было. Тю, вот дура, такое молоть о своей кровной судьбе! — упрекнула себя Люля.

— Да что же это такое делается? Один там стоит полчаса, другой без очереди прет, а теперь еще и эта лезет вперед!

— Не пропускайте ее! Пусть они в стороне за билеты рассчитываются.

— Да она же спекулянтка! Ну-ка чеши отсюда! — толкнул Люлю какой-то придурок.