Олег Верещагин - Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

— Мне плевать на твои сексуальные пристрастия, — пояснил я. — И я не собираюсь тебя обслуживать. Я пришла сюда затем, Гонсалес, чтобы предсказать тебе твою судьбу.

— Ты колдунья? — смешно, но в его глазах промелькнула опаска. Я пожал плечами:

— Нет. Я просто семь лет странствую по этому миру и хорошо разбираюсь в людях.

— Ты странная… — Гонсалес прервался и, закрыв глаза, только что не растёкся пол дивану. Я ждал, бесстрастно наблюдая за тем, как он кончает и что девчонка делает дальше. Наконец Гонсалес пришёл в себя и вновь заговорил: — Ты странная, да. Вообще-то сюда по доброй воле приходит только отморозки, за которыми охотятся эти… — он хмыкнул, — …рыцари.

Вместо ответа я сделал короткое движение правой рукой — и Гонсалес окаменел, издав короткий икающий звук. Пониже его причиндалов торчал один из моих метательных ножей, вошедший в плетёнку до торца рукояти.

— Это и есть моя судьба? — хрипловато спросил он. — Кстати, почему у тебя не забрали оружие?

— Потому что я — отморозок, Гонсалес, — подойдя к дивану сбоку от двери, я сел, вытянув ноги.

— Отнеси ей ножи, — Гонсалес толкнул ногой стоявшую на коленях девчонку. Она, раскачав, освободила метательное лезвие и подошла ко мне. «Полоснёт ещё,» — подумал я, но, встретившись взглядом с потухшими, пустыми глазами, понял — не полоснёт.

— Пожалуйста… — прошептала она. Девчонка была красивая, и я невольно задержал взгляд на её груди. Ниже, на рёбрах, темнели синяки.

— Ты что, лисба? — хмыкнул Гонсалес. — Что ты так на неё уставилась?

— Тебе не всё равно, какие у меня предпочтения? — я убрал нож в чехол.

— Значит, ты хочешь лететь с нами? — он не стал развивать тему секса. — Пожалуй, я буду не против, люди нужны всем, а таких, которые подходят мне, здесь не много… Роб! — в дверь вошёл тот блондин. — Покажи Ольге её место, Роб.

Часовой около двери в «апартаменты» Гонсалеса дрых непобедимо. Ничего иного, если честно, я и не ожидал — в таких компаниях никогда не бывает настоящей дисциплины, это во-первых. А во-вторых, трудно убедить часовых, что нужно кого-то опасаться в десяти метрах над землёй при убранной лестнице.

Я постоял около входа в «свою» каюту и, прислушиваясь к поскрипываниям корзины, осторожно двинулся в корму, где по-прежнему тихо посвистывало и пофыркивало. Очень осторожно я отодвинул занавесь. И хмыкнул.

Синеватые отсветы пламени озаряли помещение, две трети которого занимала сложная конструкция из дерева и камня (именно в каменной чаше и горел огонь). Чем-то пахло, деревянные трубки в нескольких местах уходили в крышу. «Водород! — дошло до меня. — Не горячим воздухом, а водородом они шар надувают! Ну мастера, ну юмористы… Так, а это кто?!»

В помещении было около десятка ребят и девчонок, прикованных друг к другу и к этой машине — именно прикованных, грубыми металлическими цепями. Я снова ощутил толчок злости: да что ж это такое?! Ну ведь две руки, две ноги, голова, ну откуда же это — завести рабов, бить их, заковывать в цепи, унижать тех, кто слабее; ну что за б…ство такое?!

Я никого не разбудил. Да и трудно было бы разбудить явно до предела замученных людей. Перешагивая через спящих, вслушиваясь в стоны и бормотание, я подобрался к самой машине.

Как известно — что сделал один человек, другой всегда может раскурочить.

Я проснулся от внутреннего толчка — и столкнулся взглядом со взглядом сидящего на краю дивана Гонсалеса. Двух девчонок, которые оказались моими соседками и которых я вчера толком и рассмотреть не успел, в каюте не было.

— Доброе утро, — сказал Гонсалес. — А что-то ты в куртке спишь?

— Доброе утро, — я протянул руку за снаряжением — и пальцы нащупали пустоту там, куда я всё сложил вечером. — Что за шутки?

— Никаких шуток, — Гонсалес встал и сделал два шага назад и в сторону, а в каюту вошёл, на ходу беря меня на прицел, парень с винтовкой. Но и это было не самым неприятным — куда неприятней оказался вошедший следом рыжеволосый, широко улыбающийся парень.

Я обмер, внешне оставаясь спокойным.

— Он? — коротко спросил Гонсалес, не сводя с меня глаз.

— Он, — ответил Мэнни, продолжая улыбаться. — Но каков маскарад! Олег Верещагин, король поединков!

— Дерьмо не тонет, — пробормотал я, — вот уж точно…

Мне было досадно, не страшно. До чего же везёт на поганые встречи! Я сдёрнул с волос стяжку, выругался шёпотом, залез за ворот куртки и, оборвав подкладки, бросил их на пол.

— А девчонка была симпатичная, — хмыкнул Гонсалес. — Ну да ничего, — он дружески улыбнулся мне, — у нас тут есть любители, побудешь девчонкой ещё… А как надоешь — отправим тебя к машине…

— Гонсалес идиот! — крикнул Мэнни. Он больше не улыбался, его лицо стало уродливой металлической маской. — Убей его! Сразу, сейчас! Не играй с ним, не говори с ним, ты не знаешь, на что он способен!

Гонсалес не успел ответить — в каюту ворвался блондин Роб. Мельком взглянув на меня, он закричал:

— Капитан, негры! В трёх километрах отсюда, не меньше трёхсот, идут в нашу сторону!

— Взлёт, — небрежно махнул рукой Гонсалес, и Роб исчез. Я засмеялся и сел на диване удобнее. И, если Гонсалес изумлённо уставился на моё смеющееся лицо, то Мэнни помертвел, а потом, бросившись ко мне, схватил за отвороты куртки:

— Что ты сделал, русская сволочь?!?!?!

— Ничего особенного, — я не пытался освободиться. — Но взлететь вам вряд ли удастся. Я, конечно, не рассчитывал на негров, нет! Но тут вокруг в скалах прячутся около полусотни ребят. Ещё я советую расковать ваших пленных и раздать им оружие. Все вместе мы можем справиться с неграми. А личные счёты сведём потом.

— Что он несёт? — нетерпеливо спросил Гонсалес.

— Капитан! — Роб снова влетел внутрь, зацепившись за косяк рукоятью сабли. — Капитан, что-то с машиной! Мы не можем набрать мощность!

— Увы, — я развёл руками. — Решайте скорей. Или негры — или мы.

— Роб! — Гонсалес повернулся к блондину. — Ра… пленных освободить. Оружие раздай. Быстрее! — и он выскочил наружу. Мэнни смотрел на меня сумасшедшими глазами, полными больной ненависти. Я уже успел заметить в углу своё оружие, у входа, но сидел спокойно.

— Не радуйся, — сказал Мэнни, облизнув губы — и обнажил меч. — Для тебя всё кончено.

— Мэнни, — я оставался неподвижен, — это ты убил Андрея?

— Я, — ухмыльнулся он. — За наших, которых убили вы. И я сделал это с наслаждением. Но тебя я прикончу с ещё большим наслаждением!

Меч взлетел, но меня на диване уже не было — оттолкнувшись плечом, я прокатился по полу сбоку от Мэнни и, в кувырке вырвав палаш из ножен, тем же движением метнул его в американца.