Кеннет Оппель - Небесный охотник

Писать письмо, которое прочтут только в случае твоей смерти, — странное занятие, и я чувствовал себя в некотором роде призраком, пока писал несколько строк к матери, сообщая ей, что я собираюсь предпринять и чего надеюсь этим добиться.

Если ты читаешь это, значит, я не сумел сделать то, что пытался, и, наверное, это было очень глупо. Я хотел, чтобы мы никогда не нуждались, и чтобы тебе не приходилось больше тревожиться, огорчаться или отчаиваться.

Я подписал письмо, запечатал в конверт, потом написал ещё одно — Базу в Австралию. Я всё рассказал ему и вложил предназначенное маме письмо в тот же конверт. Я просил База, чтобы он, если не получит от меня известий в течение месяца, предполагал самое худшее и переслал письмо матери.

Потом я черкнул записку декану Пруссу, сообщив, что буду отсутствовать несколько дней, но не вдаваясь в подробности. Я отправлю оба письма по пути на гелиодром и положу деньги обратно в банк. Похоже, они мне в любом случае не понадобятся.

Интересно, что посоветовал бы мне отец. Я взял со стола латунный компас, который он подарил мне, когда я был ещё малышом, и осторожно положил в вещевой мешок. Отец погиб, когда мне было двенадцать, но до сих пор я часто думаю о нем и вижу его во сне. Сборы окончены. Может, надо было составить список, как Кейт. Я поднял мешок. Никогда ещё он не казался мне таким тяжелым.

«Ты неправильно смотришь на всё это, — пытался я себя уговорить. — Думай об этом как о ещё одной поездке на практику. В случае удачи и хорошей погоды ты вернешься в Париж не намного позже остальных курсантов, только вернешься богатым, как вавилонский царь».

Я вернулся на гелиодром к трём часам и направился к причалу «Сагарматхи». Увидев корабль снова, я ощутил знакомое, немного головокружительное чувство — как всегда, когда мне предстояло вот-вот подняться на борт. Такое же чувство я ощутил, когда впервые увидел Кейт де Ври, и где-то в глубине души я знал почти наверняка, что подобное не повторяется.

Экипаж деятельно заправлял корабль топливом, закачивал в газовые отсеки гидрий, поднимал на борт грузы — и Хэл Слейтер руководил всем этим, словно дирижер — оркестром, но дирижер весьма говорливый и не чурающийся цветистых выражений.

— Отлично, — бросил он, увидев меня. — Киньте свой мешок пока в столовой и помогите с погрузкой.

Я не был уверен, что меня устраивают такие отношения со Слейтером, когда он командует мной, будто членом экипажа, но внутри меня продолжала дрожать невидимая струна, и я был рад заняться делом.

Я поднялся по трапу, свернул в главный коридор и остолбенел, увидев мисс Марджори Симпкинс.

— Не представляю, как мы сможем существовать в таких крохотных помещениях, — жаловалась она Кейт, как раз появившейся в дверях каюты. — Я должна переговорить с мистером Слейтером.

— Вы не сделаете ничего подобного, Марджори, — сурово возразила Кейт. — Наша каюта вполне просторная.

— Но там же койки, — скорбно заявила мисс Симпкинс дрожащим голосом. — А вы храпите, Кейт, вы же сами знаете.

— Ничего подобного я не делаю. — Ноздри Кейт сузились. — Я тоже не горю желанием делить с вами каюту, Марджори. Но за приключения надо платить.

Мисс Симпкинс обернулась, увидела меня и неодобрительно поджала губы. Потом она издала негромкий безнадежный стон и поспешила скрыться в каюте, закрыв за собой дверь. Я, не веря своим глазам, взглянул на Кейт.

— Знаю, знаю. — Она шагнула ко мне, поднимая руки, будто пытаясь успокоить опасного зверя.

— Она не полетит, — сказал я.

— Полетит.

— Нет.

— Полетит. Или скажет им. — Кейт заговорила точно шестилетняя девочка. — Я надеялась, что просто улизну, оставив записку, но она застала меня за сборами. И тогда она тоже начала собираться. Сказала, что решительно не может позволить мне отправиться в такую странную поездку — на корабле, кишащем незнакомыми потными мужчинами, — без компаньонки.

— А как же насчет «закрыть глаза»? — поинтересовался я.

— Теперь она волшебным образом прозрела. — Кейт придвинулась поближе и понизила голос. — Знаешь, что я думаю? Похоже, ей самой приглянулся Слейтер.

— Это уж слишком.

— Если она скажет моим родителям, они заберут меня домой и запрут в комнате до конца моих дней. Я серьезно. — Она, наверно, заметила мою улыбку, потому что заявила: — И ничего хорошего в этом не будет, Мэтт Круз. Не будет ни Сорбонны, ни славы и удачи, вообще никаких радостей. Моя жизнь будет кончена.

— Что скажет Слейтер?

— До тех пор пока она не будет путаться под ногами, ему нет до этого дела.

— Ей даже не нравится летать!

— Знаю. Она считает себя настоящей мученицей.

— Небось ещё потребует долю в найденных сокровищах, — усмехнулся я.

Кейт поморщилась:

— Действительно…

— Шутишь!

— Я пообещала отдать ей часть моей доли.

— Но ты же забираешь только чучела! — напомнил я.

— Выделю ей яка или что-нибудь в этом роде. Пусть сошьет себе манто.

Я потер лоб. Всё это было далеко от идеала.

— Надира уже здесь?

— Я её не видела.

Цыганка пока ещё не опаздывала, но я не мог отделаться от опасения, что она действительно может быть в сговоре с пиратами и наведет их на нас.

— Пойду помогу готовить корабль, — сказал я Кейт.

— Это всё, что ты берешь с собой? — Она взглянула на мой вещмешок. — Да уж, ты путешествуешь налегке.

В коридоре рядом с её каютой красовались не меньше восьми чемоданов и кофров.

— Поразительно, что он позволил тебе притащить сюда всё это, — сказал я.

— У меня довольно много одежды. Мне казалось, что я и так стараюсь быть умеренной.

— Не сомневаюсь.

Я поднялся по трапу и отыскал Слейтера, который говорил с одним из членов экипажа, невысоким плотным мужчиной, похоже непальцем.

— Круз, это мой первый помощник, Дорье Тенцинг.

— Очень рад познакомиться. — Я пожал его руку.

— Дорье со мной с самого начала, — продолжал Слейтер, — и я доверяю ему, как никому другому. Я готов не глядя выпрыгнуть из командной рубки, если он скажет сделать это.

— Вы меня просто-таки искушаете, — ответил Дорье со смешком. Мне понравилось, как его миндалевидные глаза превращались в полумесяцы, когда он улыбался.

— Большую часть моей команды составляют шерпы, — гордо пояснил Слейтер. — Никто не работает на больших высотах лучше их. Они рождены для этого. Дорье поднимался на вершину Эвереста пять раз, последний из них — со мной. И должен заметить, что я нес его рюкзак.

— Только потому, что я тащил ваш, — парировал Дорье.