Охотники за алмазами - Смит Уилбур

— Прекрасные камни, Ларри, — заметил Бенедикт, и Ларри Коэн кивнул.

— Все — от четырех и пяти карат.

Бенедикт склонился ниже, осматривая один из камней. На камне индийскими чернилами была нанесена линия разреза. Бенедикт знал, какие размышления и обсуждения, какие осмотры и споры с привлечением всего богатого опыта мастерской предшествуют каждой такой чернильной линии. Требуется не меньше двух дней, чтобы распилить один алмаз, поэтому Бенедикт оставил станок и пошел дальше.

По другую сторону комнаты сидели остальные братья Коэны. Восемь человек. Старый Аарон произвел много сыновей. Они были в возрасте от девятнадцати до сорока лет, и еще двое пока ходили в школу, только готовясь вступить в дело.

— Как вам понравится этот, мистер Ван дер Бил? — поднял голову Майкл Коэн, когда подошел Бенедикт. Майкл обрабатывал прекрасный камень, делая его круглым и используя в качестве резца другой алмаз. Под станком небольшой поднос улавливал пыль от двух камней. Позже пыль пойдет на шлифовку и распилку.

— Красавец, — сказал Бенедикт. Они принадлежали к одному братству, всю жизнь занимались алмазами и любили их, как другие любят женщин, лошадей или картины.

Он пошел по комнате, здороваясь с братьями, задерживаясь на минуту, чтобы посмотреть, как старшие, все мастера своего дела, вытачивают фасеты, из которых состоят стороны идеально обработанного бриллианта. Пятьдесят восемь фасет: столы, звезды, павильоны, — вся эта огранка наделяет камень мистической «жизнью» и «огнем».

Оставив их согнувшимися над кругами, похожими на гончарный, Бенедикт прошел к двери в конце комнаты.

— Бенедикт, друг мой. — Аарон Коэн вышел из-за стола, чтобы обнять его. Это был высокий худой человек лет шестидесяти, с густой серебристо-серой гривой, с плечами, согнутыми за годы, проведенные у алмазного круга. — Я не знал, что вы в Лондоне, мне сказали, вы в Кейптауне. Вчера был день рождения Руфи. Если бы мы знали…

Бенедикт достал из кармана конверт и высыпал из него на стол двадцать семь алмазов.

— Что скажете об этом, папа?

— Ай-ай! — Папа от удовольствия похлопал себя по щекам и невольно потянулся к самому крупному камню.

— Я дожил до того, что вижу такой камень! — Он вставил в глаз ювелирную лупу, повернул камень, чтобы подставить его под естественное освещение, и принялся внимательно разглядывать алмаз.

— Ага, да. Вот тут небольшое перо [1]. ООНД [2]. Но мы проведем через него грань. Да, из этого камня нужно сделать два бриллианта. Два превосходных бриллианта от десяти до двенадцати карат каждый. И, может быть, пять поменьше. — Больше половины объема камня уйдет при обработке. — Да! Да! Из этого камня мы сделаем ограненных бриллиантов на сто тысяч фунтов.

Аарон подошел к двери.

— Мальчики! Идите сюда! Я покажу вам принца среди алмазов.

Сыновья собрались в кабинете. Майкл взглянул первым и высказал свое мнение:

— Да, хороший камень. Но не такой чистой воды, как в последней партии. Помните тот кристалл, октаэдр…

— О чем ты говоришь! — прервал его отец. — Ты не отличишь алмаз от куска сыра горгонзола!

— Он прав, папа, — вступил в обсуждение Ларри. — Тот камень был лучше.

— Значит, Большой Любовник спорит со своим отцом. Все, что вы знаете, это только шиксы [3] с задранными на тохес [4] юбками. Вам лишь бы плясать ватуси и ча-ча-ча. Да! Но алмазы вы не знаете. — Эта декларация предшествовала горячему семейному спору, в котором с жаром участвовали все братья.

— Тише! Тише! Все за работу! Вон! Вон! — прервал спор Аарон, выгнав сыновей из кабинета и захлопнув за ними дверь.

— Ай! — Он взглянул на небо. — Что за дело! Теперь можно взвесить камни.

Когда камни были взвешены и Аарон запер их в сейф, Бенедикт сказал ему:

— Я думаю, с Кругом пора кончать.

Аарон застыл и через стол посмотрел на Бенедикта. Они всегда делали вид, что их отношения законны. Никогда не говорили о Круге или о том, откуда поступают незарегистрированные камни, или как отправляются обработанные камни в Швейцарию.

— Почему? — осторожно спросил Аарон.

— Теперь я богат. У меня деньги отца и то, что я добыл при помощи Круга. Очень богат. Мне больше не нужен риск.

— Хотел бы я иметь такие же проблемы. Но, вероятно, вы поступаете мудро… я не стану спорить с вами.

— Будет еще одна или две поставки, и все кончено.

Аарон кивнул.

— Понимаю, — сказал он, — Все хорошее когда-нибудь кончается.

Вскоре после полудня Бенедикт припарковал машину на газоне у своей квартиры на Белгрейв-сквер. Дома он сразу пошел в душ. За все годы жизни в Лондоне он так и не привык к его смогу и принимал ванну или душ не менее трех раз в день.

Под душем он напевал, потом завернулся в большую купальную простыню и, оставляя цепочку мокрых следов, прошел в гостиную, смешал себе мартини и закрыл от удовольствия глаза, прихлебнув напиток.

Зазвонил телефон.

— Ван дер Бил! — сказал он в трубку, и тут выражение его лица изменилось. Он быстро поставил стакан и двумя руками взял трубку.

— Что вы здесь делаете? — изумление его было искренним. — Какой приятный сюрприз. Когда мы сможем увидеться? Прямо сейчас — за ланчем? Прекрасно! Нет, ничего не надо откладывать — такая прекрасная возможность. Где вы остановились? В «Ланкастере»? Прекрасно. Послушайте, дайте мне сорок пять минут, и я вас встречу в зеркальном зале на верхнем этаже. Да, десять минут первого. Боже, как приятно… — я это уже говорил. Увидимся через три четверти часа.

Он положил трубку, проглотил остатки мартини и направился в спальню. Хороший день станет по-настоящему памятным, подумал он, подбирая шелковую сорочку. Он посмотрел на свое отражение в зеркале и улыбнулся.

— Мяч прыгает к тебе, Бенедикт, — прошептал он.

Ее не было ни в баре, ни в зеркальной комнате. Бенедикт подошел к высокому окну, чтобы бросить взгляд на один из лучших видов Лондона — на Гайд-парк и Серпентин. День был туманно-голубой, и солнце добавляло бронзы к красным и золотым тонам осеннего парка.

Он отвернулся от окна — она шла к нему через комнату. Внутри у него все дрогнуло от удовольствия: она тоже была золотой, с медным сверканием солнца на длинных ногах и обнаженных руках. Он вспомнил грацию ее походки, точные движения ног на ковре.

Он стоял неподвижно, давая ей возможность подойти. Все в комнате повернули головы: это было прекрасное золотое создание. Бенедикт вдруг осознал, что хочет эту женщину.

— Здравствуйте, Бенедикт, — сказала она, и он сделал шаг ей навстречу, протянув руку.

— Руби Ленс! — он мягко сжал ее длинные пальцы. — Как приятно снова встретиться с вами!

Ее фамилия была ключом к его реакции. Она принадлежала тому человеку, которому Бенедикт больше всего завидовал и которого ненавидел. И поэтому она была бесконечна желанна.

— Давайте отпразднуем нашу встречу небольшой выпивкой. Думаю, этот случай заслуживает нескольких бокалов шампанского.

Она сидела, аккуратно скрестив длинные стройные ноги, откинувшись в кресле, держа пенящийся стакан заостренными пальцами. Волосы свисали на плечи, как редкий шелковый гобелен белого золота, глаза ее смотрели на него с кошачьей прямотой; она будто заглядывала ему в душу.

— Мне не следовало вас беспокоить, — сказала она. — Но у меня здесь так мало знакомых.

— Сколько вы пробудете? — Он отбросил ее слова в сторону. — Я могу отменить все свои встречи.

— Неделю. — Это прозвучало так, будто она собиралась поторговаться.

— О, нет! — В голосе его звучало преувеличенное отчаяние. — Так нельзя, мы не сделаем и половины всего, что я запланировал. Вы ведь сможете остаться подольше?

— Может быть, — согласилась она и слегка приподняла стакан. — Приятно с вами встретиться.