Хэммонд Иннес - Большие следы

— Земля обетованная! — прокричал он, потом повернулся к Карандже. — И вы думаете, что слоны смогут преодолеть это пространство и добраться до гор?

Каранджа закивал.

— Да! Тут не пустыня, как Чалби. Вы смотрите, вы видите деревья вдоль сухой поросли, а они знают, где есть вода.

Мы покатились вниз, в печной жар. Потом свернули к северу, где к шоссе примыкала дорога на Меру. Все вокруг сверкало, плоские верхушки акаций торчали над зеркальным знойным маревом, колючие деревья, казалось, стояли кронами вниз, островки ломкого кустарника словно бы плавали в воде: это был мираж. Вдали подрагивали верхушки гор. Маленький городок Исиоло блестел на солнце гофрированным железом, будто подмигивал. Дорога обошла его стороной, и гудрон сразу кончился. Теперь мы очутились на щебневом покрытии, шум стоял оглушительный, позади нас клубился шлейф пыли. Здесь мы увидели первых живых обитателей саванны. Возле колючего деревца, изогнув шеи и чудаковато глядя на нас, неподвижно стояли два жирафа.

Первым их заметил шофер. Он затормозил и возбужденно закричал, показывая пальцем. Сидевшие сзади солдаты потянулись за винтовками: до жирафов было не более ста ярдов, но, когда мы остановились, они уже галопом бросились наутек. Их движения были скованными, но грациозными и позволяли постоянно держать головы поднятыми.

— Это сетчатые жирафы, — сказал Каранджа тоном туристского гида. — Здесь уже северная разновидность.

Я смотрел за окно с интересом, но больше мы ничего не увидели, за исключением нескольких страусов. Через десять миль мы свернули на проселок, который вел к кучке круглых крытых соломой хижин. Когда-то отсюда начинался резерват Самбуру, теперь здесь был военный пост. Каранджа показал пропуск, и нам взмахом руки разрешили ехать дальше, мимо бронетранспортеров и их экипажей, спавших в тени. Проселок убегал в открытую саванну, на плато, поросшее сухой травой и обрамленное прекрасной рощей акаций; зонтики темнели на фоне огненного неба, вдали синели горы. Дорожное покрытие было разбито в пыль серого цвета, вдалеке над сверкающей травой, казалось, плыли блекло-зеленые армейские палатки; полосатый чулок указателя направления ветра безжизненно поник, а пыль от только что севшего самолета стояла над наспех сделанной посадочной полосой как дымовая завеса. Все было неподвижно.

Шофер притормозил. В тени каких-то кривых деревьев стояли два армейских грузовика. Слышались крики и смех. Остановившись, мы увидели блестящие черные тела, набившиеся в крошечный каменистый пруд.

Позади нас послышался топот ног и раздался голос с ирландским акцентом:

— Неужто туристы?

Это был мешковатый человечек с волосами песочного оттенка и рваным шелковым кашне на шее. Он держал потертый портфель, босые ноги были серыми от грязи.

В глазах Эйба сверкнуло любопытство.

— Должно быть, вы пилот того самолета, который только что приземлился?

Человечек кивнул.

— Как вам нравится наш новый флаг? Милый, правда?

— Золотой слон с бивнями? — Эйб кисло усмехнулся. — Очень подходящая к случаю картинка.

— Стало быть, вы с консервного завода?

— С телевидения, — ответил Эйб.

— Да? Ну, если хотите снять засуху, то к северу отсюда материала для вас вдоволь. Возле высохших колодцев — груды туш домашнего скота, — на обветренном лице пилота появилась улыбка. — Меня зовут Пэт Мерфи.

Мы представились, и Эйб спросил:

— Вы совершаете разведывательные полеты?

— Верно. Я и Билл Мэддокс. Летаем по очереди, наблюдаем за северной границей.

— И докладываете обо всех не предусмотренных властями передвижениях?

— Обо всем: племенах, животных, состоянии колодцев. Это, разумеется, закрытые сведения. Вы сюда за материалом или за снимками?

— Сейчас я ищу Кэрби-Смита.

— Тогда вам не повезло, его тут нет.

— Но это его машины?

— Сам он уехал сегодня утром. Грузовики последуют за ним по его сигналу.

— Вы сегодня утром летали в ту сторону, не так ли? Видели что-нибудь любопытное?

Мерфи замялся и пытливо посмотрел на нас.

— Вы, говорите, с телевидения? Прежде сюда телевизионщики не приезжали, так что вы, наверное, были на конференции по диким животным. Один старожил, Корнелиус ван Делден, я слышал, прорвался на конференцию. Может, расскажете подробнее?

Эйб коротко поведал ему, что там произошло.

— Теперь он скрылся, угнав армейский «лендровер», — Мерфи помолчал. — Кто же вас интересует, Кэрби-Смит или ван Делден?

— Слоны, — ответил Эйб, и ирландец расхохотался.

— Разумеется. Их вы тоже найдете. Но вы приехали за материалом, а это значит, что вам нужен ван Делден. Я уже давно летаю над бушем. Сафари, нефтеразведчики, правительственные чиновники, кого только я не встречал. Теперь их тут почти не осталось. Я имею в виду белых людей.

— Так вы знаете ван Делдена? Мерфи кивнул.

— Еще бы не знать этого старого черта. Я-то и вез его из Марсабита на юг после истории с Эндерби. Вы об этом слышали?

— Ближе к делу, — сказал Эйб. — Вы видели «лендровер», так?

Мерфи улыбнулся.

— Да, я заметил какой-то «лендровер».

— На проселке, что ведет к Баринго?

— Может, и там. Вчера Билл возил Алекса взглянуть на ущелье Южного Хорра. Поэтому сегодня я летал на запад, вдоль границы Сугуты.

— Там вы его и видели?

— Точно.

Вечер застал нас уже далеко от усадьбы Самбуру, и на ночь мы стали лагерем у подножия Лолокве — огромной лысой горы, возвышавшейся над равниной к северу от развилки на Маралал и похожей на сахарную голову. Под ее голыми, красными от закатного солнца склонами мы поставили палатку; Каранджа показал нам, как соединять трубки каркаса с холстиной, а водитель тем временем начал собирать дрова. Скворцы с назойливым любопытством разглядывали нас, их оперение матово поблескивало в косых лучах света. Стайки ткачиков шумно покидали свои гнезда и вновь стремительно возвращались в них. Гнезда гроздьями висели среди шипов колючего кустарника подобно маленьким кокосовым орехам.

Когда мы приготовили себе постели под гнилой холстиной, костер уже шумел вовсю, а чай сварился. Сумерки были короткие, тьма навалилась быстро. Лолокве стояла черной глыбой на фоне звезд, тишину нарушало только потрескивание пылающего костра. Все вдруг замерло, смолкло птичье пение.

— Вот О чем я все время мечтал, — прошептал в темноте Эйб. — Тебя не волнует, что ты вот так стоишь лагерем посреди Африки?

— Нет, — ответил я. Но какая-то струнка во мне натянулась, я познал доселе неведомые мне ощущения: слух мой обострился, глаза привыкли к окружающей костер темноте.