Охотники за алмазами - Смит Уилбур

— Ты чудовище! — сквозь смех и слезы сказала Трейси. Волосы у нее превратились в спутанную мокрую массу, капли воды повисли на ресницах, как роса.

Джонни обнял ее и поцеловал, и они сразу перестали смеяться.

Она прижалась к его груди, закрыв глаза, ее губы, соленые от морской воды, раскрылись навстречу ему.

Рядом в лендровере загудел сигнал вызова, вспыхнула тревожно красная лампочка.

Они неохотно оторвались друг от друга и смотрели ошеломленными глазами.

Джонни потянулся к машине, достал микрофон и поднес его к губам.

— Да? — хрипло произнес он. Откашлялся и повторил: — Да?

Послышался искаженный помехами голос десятника:

— Простите, мистер Ленс, что я… — он запнулся, — мешаю вам. — Он замолк и начал снова. — Я думаю, вам нужно знать, что дано штормовое предупреждение. На севере быстро собирается буря. Если хотите вернуться в Кейптаун, вам лучше вылететь немедленно, иначе застрянете здесь на несколько дней.

— Спасибо. Мы возвращаемся. — Он повесил микрофон и слегка улыбнулся Трейси. Ее голос звучал тоже хрипло и неестественно:

— Очень вовремя!

Волосы у Трейси все еще были мокрыми, она тонула в одолженной водолазке; брюки на ней тоже были чужие, она подвернула их, обнажив ноги.

Она сидела тихо и неподвижно на пассажирском сидении «бичкрафта». Далеко внизу под ними виднелся небольшой рыболовный корабль, над ним вилось белое облако морских птиц, и она с преувеличенным вниманием смотрела туда. Теперь между ними чувствовалось напряжение, они старались не смотреть друг другу в глаза.

— Сардинный траулер. — Джонни заметил ее взгляд.

— Да, — ответила Трейси, и они снова замолчали.

— Ничего не произошло, — снова заговорил Джонни.

— Да, — согласилась она. — Ничего не произошло. — Потом стыдливо потянулась и взяла его за руку. Слегка потерла сустав недостающего пальца.

— По-прежнему друзья? — спросила она.

— По-прежнему друзья. — Он облегченно улыбнулся, и они полетели в Кейптаун.

Хьюго Крамер в бинокль следил за самолетом, прочно стоя на мостике.

— Полицейский патруль? — спросил стоявший рядом рулевой.

— Нет, — ответил Хьюго, не опуская бинокль. — Красно-белый двойной «бичкрафт». Регистрационный знак ZS-PTB. Частный самолет, вероятно, принадлежит одной из алмазных компаний.

Он опустил бинокль и подошел к борту.

— Ну, во всяком случае, мы далеко за пределами территориальных вод.

Гул самолета замер вдали, и Хьюго перенес свое внимание на лихорадочную деятельность на нижней палубе.

Траулер «Дикий гусь» наклонился под тяжестью наполненной рыбой сети. Не менее ста тонн серебряной сардины распирало эту сеть, превратив ее в шар диаметром в пятьдесят футов. А над сетью вилось множество птиц, кричащих от жадности.

Три члена экипажа поднялись на грузовую стрелу и потоком направляли рыбу в трюм корабля. Вспомогательный двигатель лебедки хрипло ворчал в такт их движениям.

Хьюго смотрел с удовлетворением. У него хороший экипаж, и хоть рыбная ловля — лишь прикрытие для основной деятельности «Дикого гуся», но Хьюго гордился тевтонской тщательностью, с которой он сделал прикрытие неотличимым от истинной деятельности. И во всяком случае прибыль от рыбной ловли шла на его личный счет. Это было особо оговорено в его договоре с Кругом.

Он аккуратно спрятал бинокль в кожаный футляр и повесил на стену рядом с картой. Потом по стальной лестнице быстро спустился на палубу, двигаясь с кошачьей грацией, несмотря на тяжелые резиновые сапоги.

— Я тут посмотрю немного, — сказал он человеку у лебедки. Говорил он на африкаанс, но с акцентом немецкой Юго-Западной Африки.

Широкоплечий, в голубой рыбачьей робе, он действовал спокойными экономными движениями. Руки, лежавшие на рукоятях лебедки, загрубели и покраснели от ветра и солнца: у него слишком тонкая кожа для такой погоды. Кожа лица тоже покраснела, она была обожжена солнцем, и под глазами и на щеках виднелись темные пятна и полосы.

Волосы, выступавшие из-под шапки, были бесцветными, как сизаль, брови, густые и тоже бесцветные, придавали ему слегка близорукую внешность. Глаза — цвета бледно-голубого василька, но не слабые и водянистые, как у большинства альбиносов; он прищурил их, оценивая качку корабля, готовый в любую минуту пустить в ход тормоз лебедки.

— Капитан! — крик с мостика.

— Ja. — Хьюго, отвечая, не отводил взгляда от сети. — В чем дело?

— Штормовое предупреждение! С севера идет буря.

Хьюго улыбнулся, потянул рычаг и перекрыл дроссель.

— Ладно, кончаем. Перерезайте веревку мотни, пусть рыба уходит.

Он повернулся, поднялся по лестнице и направился в штурманскую рубку.

— Потребуется три часа, чтобы добраться до нужного места, — вслух пробормотал он, склонившись над картой, потом снова вышел наружу, чтобы проследить за действиями экипажа.

Веревку мотни уже перерезали, раскрыв сеть, как женскую юбку, рыба темной полосой через отверстие лилась в воду. Двое смывали струей под давлением рыбу с палубы в море, остальные закрывали люки.

Через сорок минут «Дикий гусь» на полной скорости шел на юг, чтобы занять выжидательную позицию.

Алмазный берег Юго-Западной Африки лежит в полосе тропических ветров. Преобладает юго-восточный ветер, но время от времени система ветров полностью переворачивается, и буря приходит с севера, с берега.

Это ветер типа сирокко, вроде хамсина в Ливийской пустыне или самума в Триполи.

Именно этот обжигающий сухой ветер пустыни заполнял небо тучами пыли и песчаных облаков, закрывая все адской пеленой, похожей на дым пожарища.

Облака пыли входили в систему, Круг принимал их во внимание, когда строил свои расчеты: поднятые в воздух тучи слюдяной пыли выводили из строя радарные экраны службы безопасности алмазных компаний, создавая ложные сигналы и делая невозможным обнаружение небольшого летящего объекта.

Поворотный Пункт находился в трех милях от берега моря и в шестидесяти милях к северу вверх по реке Оранжевой. Название было дано первыми путешественниками и выражало их взгляды на продолжение пути на север. Эти старые путешественники не знали, что находятся в центре морской террасы, древнего дна, теперь поднятого выше уровня моря, такого богатого алмазами, что его окружили сплошной изгородью, непрерывно патрулировали на джипах с собаками и на самолетах, охраняли оружием и радарами; в лагере были такие строгие правила, что человек, выходящий оттуда, подвергался осмотру с помощью рентгеновских лучей и не мог ничего вынести с собой, кроме собственной одежды.

В Поворотном Пункте находилась одна из четырех больших очистительных фабрик, где обрабатывался гравий с разработок большой компании на многие мили вокруг. Поселок был относительно большим, с фабрикой, мастерскими и складами, с жилищами для пятисот рабочих и их семей. Но никакие усилия компании сделать его привлекательным не могли изменить того факта, что Поворотный Пункт был адской дырой в мрачной и опасной пустыне.

Теперь, при северном ветре, то, что обычно было просто неприятным, становилось непереносимым. Здания были загерметизированы, даже стыки окон и дверей плотно заткнуты тряпками или бумагой, и все же красная пыль покрывала мебель, столы, кровати, проникала даже внутрь холодильников, облекая все тонкой хрустящей пленкой. Она оседала в волосах, скрипела на зубах, забивалась в ноздри, а вместе с ней приходила иссушающая жара, от которой высыхали даже глазные яблоки.

Снаружи пыль висела красным туманом, который сокращал видимость до десяти ярдов. Люди, вынужденные выходить наружу в этот удушливый сухой суп, надевали пылезащитные очки, чтобы предохранить глаза, и слюдяная пыль покрывала их одежду блестящим слоем, который сверкал даже в тусклом свете.

За поселком в пыльном тумане шел человек, неся небольшой цилиндрический предмет. Он наклонялся вперед, упорно продвигаясь в сторону пустыни. Наконец он добрался до небольшого углубления и спустился в него. Опустив ношу на песок, немного отдохнул. Затем склонился к цилиндру. В своем кожаном костюме и шлеме, с лицом, закрытым очками и шарфом, он казался каким-то неведомым чудовищем.