Луи Буссенар - Приключения парижанина в Океании

Не могу сказать, сколько времени ушло на эту работу. Может быть, час, а может быть, целый день, не знаю. Когда я кончил, господин Андре все еще продолжал улыбаться. Меня же буквально трясло, как в лихорадке. Он взял мой чертеж, внимательно изучил его, протянул мне руку и сказал «спасибо» каким-то странным голосом. Можно было подумать, что он у него дрожит. «Благодарю тебя, Фрике. Ты доставил мне огромную радость, нечасто приходится такое испытывать». Знаешь, меня не так просто растрогать, но я был растроган: мне захотелось заплакать.

Это было два года назад, Пьер. Я не забыл слов моего учителя, они стали для меня лучшей наградой. Нет ничего удивительного, что благодаря упорным занятиям я смог приобрести кое-какие знания…

Оба друга, предавшись приятным воспоминаниям, утратили бдительность. Но тут сухой звук, звук упавшего величиной с кулак камня, вернул их к действительности.

— Как вам это нравится? Камни в наш огород! — воскликнул парижанин, никогда, даже в минуту опасности, не терявший чувства юмора.

Второй базальтовый камень просвистел совсем рядом и упал где-то в бухте. Человек десять островитян, воинственно размахивая копьями, вышли из леса и остановились шагах в сорока от друзей. Пьер Легаль спокойно поднял брошенный в них первый камень, вытянул руку и резким движением так ловко отправил камень обратно, что тот упал посреди группы.

— Хоть это оружие вам хорошо известно, мои славные друзья, не вам состязаться со мной в ловкости. Будучи еще безусым юнгой, я не имел себе равных в бросании камней.

«Друзья», как назвал их Пьер, посовещались с минуту и, убедившись, что у белых нет более опасного оружия, бросились на них, выставив вперед свои копья. Но моряки одновременно выхватили свои абордажные сабли и, встав спиной к спине, приготовились к бою — великолепный маневр, который должен был сорвать всякую попытку их обойти.

— Осторожно! Раз… Два… — проговорил бретонец, вертя в руках свою саблю, в ту минуту, когда группа чернокожих набросилась на них.

— Раз… Два… — отозвался Фрике.

Послышался звон металла, и четыре костяных наконечника упали на землю, а бесполезные теперь древка остались в руках озадаченных воинов.

— Ну что, получили?

— Вот мы какие!

— Кто следующий?

Ловко работая сверкавшими на солнце саблями, французы выбили из рук туземцев их «алебарды», не нанеся при этом им самим ни одной царапины.

— Ну что же, ребятки, — воскликнул Фрике с издевкой, — если у вас лишь эти камешки, которыми только сливы сбивать с деревьев, да рыбьи кости, насаженные на жерди, незачем было объявлять войну. Тем более, как вы видите, мы — славные парни и если бы вдруг захотели отрубить вам руки, это не составило бы для нас большого труда. Так и быть, отправляйтесь домой, будьте умниками и дайте нам спокойно закончить наши дела.

Нападавшие, удивленные этим потоком слов и потрясенные оказанным им сопротивлением, удалились, злобно ворча.

— А ну-ка, живее, поторапливайтесь, а то придется помочь вам найти дорогу. Спокойной ночи! Вы были очень любезны.

Солнце уже садилось на горизонте и, как всегда это бывает в районах, близких к экватору, через несколько минут уже невозможно было что-либо рассмотреть в ночи.

Пьер и Фрике перебрались на плот, устроились там поудобнее и сразу же уснули. Но спали они очень чутко, держа, как говорится, ухо востро. Часа два спустя их разбудили страшные крики. Друзья тут же схватились за ружья и приготовились к обороне.

Где-то недалеко в лесу горели костры. Крики становились все громче и громче.

— Тысяча чертей! — прошептал Пьер Легаль. — Они, видимо, убивают друг друга. Это что-то ужасное. Думаю, если бы кожу сдирали живьем с нескольких сот человек, то и тогда мы бы не услышали такого крика.

— Это и впрямь что-то невообразимое, — отозвался Фрике. — Уж не готовятся ли они напасть на нас? Нет, вряд ли! Это кричат люди в предсмертных муках!

— Что же делать?

— Ах, черт побери, нам следует пойти туда! Эти проклятые туземцы наверняка не имеют понятия об огнестрельном оружии. У них нет даже луков, одни только копья, каменные топоры и камни, их нечего бояться.

— Ты прав. Может быть, им в руки попали те, кто уцелел во время кораблекрушения. Кто знает, нет ли там и наших китайцев.

На несколько секунд в лесу установилась тишина, затем отрывистые, хриплые, сдавленные крики людей, которых подвергают смертельным пыткам, возобновились. Но скоро все заглушил адский вой — победный рев диких животных, захвативших добычу. В небо взметнулись кровавые языки пламени, костры, видимо раздуваемые обезумевшей толпой, запылали с новой силой.

Повинуясь велению сердца, оба моряка тут же покинули плот. Не думая об опасности, забыв, что рискуют собственной жизнью, они продирались сквозь лианы, натыкались на скалы, бежали в темном лесу, готовые пожертвовать собой ради спасения этих несчастных, страшные жалобы которых приводили их в ужас.

Наконец друзья добрались до широкой поляны, ярко освещенной пылающими хвойными деревьями. Немало повидав на своем веку и зная, на какие жестокости способны дикари, они все же содрогнулись при виде картины, открывшейся их взору: все китайцы с борта «Лао-цзы» находились здесь, на этой поляне, во власти ликующих папуасов. Они подвесили их к нижним ветвям окружавших поляну деревьев, так что ноги их почти касались земли. И вся толпа островитян, не меньше восьмисот человек, мужчин, детей и женщин с неслыханной, изощренной жестокостью набросились на этих еще живых китайцев, нанося несчастным удары, чтобы выпустить из них кровь, как это делают на бойне. Они собирали эту кровь в калебасы[64] и тут же принимались ее пить с жадностью диких животных.

Среди этих окровавленных, изуродованных тел со вспоротыми животами танцевали и пели обезумевшие от радости каннибалы.

ГЛАВА 5

Первые открытия в Океании. — Мореплаватели XVI, XVII, XVIII веков. — Магеллан[65], Менданья де Нейра[66], Мендоса[67]; Дрейк[68], Кавендиш[69] — Фернандес де Кирос[70], Торрес[71], Ле-Мер[72], Схаутен[73], Карпентер[74], Абел Тасман[75], Роггевен[76], командор Байрон, Уоллис[77], Картерет[78] и Дампир[79]. — Кук! Бугенвиль! Лаперуз! — Д’Антркасто, Боден[80], Крузенштерн[81] и Коцебу[82].— Фрейсине[83], Боден[84], Дюмон-Дюрвиль[85].— Пиршество каннибалов — Слишком поздно. — Из всех китайцев уцелел только один — Юнга с «Лао-цзы».