Луи Буссенар - Приключения парижанина в Океании

— Надо бы это запомнить. Плывя по течению, легко управлять кораблем. Однако как ты много знаешь, парень.

— О, у меня всего лишь неплохая память, — скромно ответил Фрике. — Я всегда очень любил географию. Но слушай дальше. Одно из плато, то, которое ниже, является продолжением Индии, то есть Азии. Другое, видимо, является продолжением Австралии. Вероятно, и сама Австралия, и острова Восточной и Южной Океании — всего лишь остатки какого-то большого континента, опустившегося под воду.

Итак, перед нами два разных континента, разделенных подводным ущельем. Вот почему так различны и флора и фауна этих мест. На западе, то есть на островах Суматра, Бали, Ява, Борнео, на Филиппинских островах мы встречаем слонов, носорогов, орангутанов и тех птиц, которых мы видим в Азии. Живут там представители малайской расы, цвет лица у них темно-коричневый с оливковым или красноватым оттенком, сами лица плоские, носы правильной формы и, так же как и скулы, широкие, волосы черные, гладкие, прямые, борода редкая, роста они маленького, по природе недоверчивы и не очень приветливы, нрава спокойного, невозмутимого.

— Браво, сынок. Я прямо вижу того малайца, с которым имел дело на Суматре. Именно так.

— По другую сторону от этого разлома[60], о котором я тебе говорил, то есть начиная с острова Ломбок, — совсем другой мир. Растения здесь те же, что в Австралии и Новой Гвинее. Местные жители — папуасы (одного из них мы только что видели). Но будучи представителями негроидной расы, они, как ты сам это только что заметил все же существенно отличаются от жителей Африки; кожа у них цвета сажи, волосы не вьются мелким бесом, а курчавятся, носы длинные, заостренные. Папуасы по природе приветливы, веселы, говорят быстро, громко, общительны и, на удивление, деятельны.

— К несчастью, они не слишком уважают чужую собственность и, видимо, чересчур любят своих ближних под соусом, — прервал его Пьер Легаль.

Во время этой интересной лекции по географии и этнографии, указывающей на то, что молодой человек не даром потратил те редкие свободные часы, которые выпадали на его долю, наши друзья не сидели сложа руки. Пряча в расщелины между мадрепоровыми скалами привезенный на плоту груз, стараясь придать тайникам естественный вид, чтобы сбить с толку самых хитроумных следопытов, старый боцман не переставал наивно восторгаться познаниями своего друга.

— Как ты много знаешь, сынок! Каким образом, черт возьми, удалось тебе все это запомнить? Я всегда знал, что ты — веселый малый, отличный моряк и, несмотря на то, что родился в Париже, ведешь себя как заправский марсовой матрос[61]. Одним словом, ты из наших, как будто появился на свет в Конке или Сен-Мало[62], тут все ясно. Но теперь я не знаю, что и думать; все эти удивительные истории известны тебе не хуже, чем мне мой устав.

— Полно, Пьер, ты явно преувеличиваешь…

— Да нет. Я потратил не знаю сколько лет, чтобы выучить назубок то, что должен знать боцман. И уложилось это у меня в голове только потому, что иначе невозможно было бы работать. Когда же я попробовал сунуть нос в книги, где говорилось о вещах мне далеких, я, простите, ничего не понял. Но вот что интересно. Когда ты мне это растолковал, все стало понятно и все у меня здесь осталось, — сказал бретонец, касаясь пальцем головы.

— Мне очень мало что известно, дружище. На свете столько вещей, о которых я и понятия не имею. Даже неловко слушать, как ты меня хвалишь… Хочешь знать, как я все это выучил? Бог мой, проще простого. К семнадцати годам, до того как пристраститься к путешествиям, я уже перепробовал множество профессий, но ни одна из них не пришлась мне по душе. К этому времени, познакомившись со всеми фонтанами Парижа, потому что водой из этих фонтанов приходилось запивать хлеб, я вдруг увидел в театре Порт-Сен-Мартен спектакль «Вокруг света в восемьдесят дней» и совсем потерял голову. Я приехал в Гавр, имея сто су в кармане, с желанием совершить кругосветное путешествие, как герой Жюля Верна. Невероятно, но это мне удалось.

Сначала я был помощником кочегара на океанском пароходе, потом кочегаром, потом нанялся на грузовое судно и попал в плен к каннибалам на берегах реки Огове во Французской Экваториальной Африке. Проделав пешком уж не знаю сколько тысяч километров по этому загадочному континенту, я оказался в компании торговцев невольниками. Мне удалось пересечь всю Южную Америку, побывать в аргентинской пампе[63]. Меня пытались повесить, утопить в лагунах… Спасаясь от краснокожих, я, сам соорудив аэростат, преодолел Кордильеры. Я взбирался на реи, ездил на лошадях, сражался с пиратами…

— Почему же ты сказал, что это проще простого?

— А вот, слушай дальше. За время своих странствований по нашей земле я приобрел трех друзей. Трех настоящих друзей: господина Андре, доктора Ламперьера и господина Буало. Кроме того, я нашел брата в твоем лице и сына в лице нашего маленького чернокожего принца… И вот мне захотелось привести в порядок свои воспоминания, но я не знал, с чего начать. И тут на помощь пришел господин Андре. Велев на время позабыть обо всем, он поставил передо мной глобус величиной с большой мяч, дал в руки хороший учебник географии и сказал: «Принимайся за работу». Так я начал учиться.

Ну и дырявая была у меня голова! Боясь неуспеха, я тайком стал заниматься еще и по ночам: заткнув уши, ставил перед собой книгу и, облокотившись о стол, заучивал наизусть слово в слово проклятый учебник. Дурацкая работа… Нет, я не то хотел сказать, работа не может быть дурацкой. Просто мне казалось тогда, что это — бесполезная трата времени. Но я ошибался.

В скором времени я стал невольно задумываться, стараясь понять смысл заученных мною слов. Затем дошла очередь и до глобуса. Я брал каждый квадрат, образованный пересечением меридианов и параллелей, заучивал все названия, которые находились в этих квадратах, запоминал контуры берегов, течение рек, расположение гор и государственных границ. Это была настоящая китайская грамота, но я все-таки справился и с глобусом.

Господин Андре, взявший на себя роль моего учителя, отличался редким терпением. «Фрике, закрой теперь учебник, повернись спиной к глобусу и по памяти начерти маршрут своего кругосветного путешествия», — сказал он мне однажды. Какой ужас! Даже чуть было не попав на вертел, я не был так растерян. Смущение мое не знало границ, но добрая улыбка господина Андре придала мне храбрости. Схватив чистый лист бумаги и карандаш, я постарался изобразить меридианы и параллели и указать те места, где мне довелось побывать.