Сергей Гомонов - Режим бога (Последний шаг)

— Ты проснулся, не прикидывайся, — произнес знакомый, в смысле измененный, но именно тем самым и знакомый голос.

Маску с него сорвали, и тогда Эфий распахнул глаза. Полутемная комната и белеющий ярким пятном клюв Лекаря.

— Вы кто? — снова, как при первой их встрече, спросил клеомедянин, пытаясь сесть.

Стая бабочек в голове пополнилась новыми особями, тошнота подкатила к горлу.

Замаскированный усмехнулся:

— Давай же, задавай следующий вопрос: «где я?» А потом — «что вам от меня нужно?»

Эфий сглотнул, с трудом подавляя рвотный спазм.

— Вот что, пастух с Клеомеда. Пока ты сидел тихонечко, возился с пробирками и ублажал эзотерические мечты Савского, ты никому не мешал. Мне и в голову не могло прийти, что они попытаются сделать из тебя фигуру номер один в этом деле!

— В каком… деле? — запнулся тот.

— Заткнись! Омега чертова, подумать только! И все основание для таких решений — сон малохольного клеомедянского мутанта! Сейчас ты снова наденешь свою маску, и мы поднимемся на крышу, где сядем во флайер. Ты будешь кроток, как одна из овец, которых ты пас на своей вонючей планетке. Иначе, пастух, я не обещаю тебе долгой жизни. Но при определенном благоразумии у тебя есть шанс улететь к своим и прожить столько, сколько тебе отведено. Лишь бы подальше отсюда. В твоей смерти я нисколько не заинтересован.

— Но у меня там никого нет!

— Как же — а твое добросердечное племя? Я даже позволю тебе оставить этот карнавальный наряд. Ты явишься перед сородичами как дух мести. Они ведь вышвырнули тебя в дырку под скалой, да?

Эфий ужаснулся. События двадцатилетней давности встали перед ним, словно все было только вчера:

— Не отправляйте меня к ним! Только не к ним!

— Ты что, предпочтешь смерть? Не верю. У тебя еще есть время подумать, пока мы добираемся до ТДМ… Ну все, баста! Вставай и идем!

Сильная рука вздернула его за шиворот, как безвольную марионетку. Он переступил и едва не повалился на пол.

— Я не могу идти, господин неизвестный. У меня ноги заплетаются. Вы чем-то отравили меня, — смело взглянув в черные провалы-глаза маски, сказал Эфий с той твердостью в голосе, которой Лекарь от него явно не ожидал и оттого озлобленно ругнулся.

Тело почти не повиновалось, но от пережитых воспоминаний и связанного с ними ужаса голова заработала на удивление ясно. Клеомедянин начал видеть взаимосвязи, причины и следствия, истинное и ложное с той легкостью, которой никогда в себе не подозревал. Так, точно вместе с маской этот страшный человек сорвал с его лица повязку, закрывавшую до сих пор глаза. И Эфий вдруг понял, что именно должен сделать, и увидел, что сможет это сделать.

— Можно хотя бы воды попить? — спросил он. — Я тогда и встать смогу, и пойти…

Лекарь Чумы оглянулся на стол, где стояла ваза с какой-то снедью, бокал и бутылка воды. Он не стал наливать, а подал Эфию всю бутылку.

Тот вдруг что есть сил вцепился в его перчатку, произнес что-то, глянув в глаза, и пинком обеих ног отбросил к противоположной стене, слегка ударившись по инерции о притолоку плечом и лопаткой. Несмотря на то, что Эфий был не так уж и силен, а тем более после отравления, Лекарь никак не мог прийти в себя. Клеомедянин же, заныв какой-то мотив на совершенно незнакомом языке, поднялся и с бутылкой в руке подошел к нему.

— Атме, атме, асани, асани! — зашептал бывший пастух, став перед лежащим на колени и делая рукой странное движение, точно тянул к себе невидимые длинные волосы на лице — вернее, на маске — незнакомца. — Аярэй, аярэй… инасоутерро… атме… атмереро… асани, асани!

Вода в бутылке замутилась, точно курильщик выпустил в горлышко сигаретный дым. Тело Лекаря Чумы обмякло.

Эфий бормотал еще какое-то время. Страх медленно уходил. Он понял, что сделал почти невозможное — одолел человека, который был гораздо сильнее него во всех отношениях. Результат такой же, как под присмотром Калиостро. Но то были игрушки, а настоящая схватка произошла только что.

Переведя дух, клеомедянин защелкнул крышку и сунул бутылку в карман своего плаща-балахона. Дрожь в теле постепенно унялась, да и бабочки куда-то улетели. Лекарь говорил о флайере на крыше, а это значит, что в нем и предстоит лететь на поиски Калиостро-старшего и его псиоников, чтобы рассказать о…

Да, а о ком рассказать? Кто это?

Эфий развернулся и одним движением сдернул носатую маску с лица неизвестного. Зрачки его расширились:

— Не может быть! — беззвучно прошептал он одними губами. — Но зачем?!

Эфимия и Луис прощались на взлетной площадке перед флайером. Сильный ветер захлестывал их и толкал то в одну сторону, то в другую. Оба Калиостро — старший и младший, Фанни и Джоконда ждали их в стороне.

Нью-Йорк с высоты восемнадцатого яруса был виден от края и до края, но сегодня над ним летели сумрачные облака, сбиваясь в стаи и грозя скорой бурей. Было не по-весеннему холодно.

Девушка стыдилась посмотреть Луису в глаза и отворачивалась, а он то и дело отлеплял от лица длинные светлые волосы, остервенело расшвыриваемые ветром.

— Как хотя бы вас зовут? — спросил он.

— Нэфри. Но я тогда не знала… и она тоже…

Юноша кивнул:

— Я понимаю. Вы не переживайте, я все понимаю, все будет хорошо. Давайте просто обнимемся на прощание, а потом для каждого из нас все начнется сначала.

Эфимия замялась, но потом сделала шаг к нему и обвила его шею руками.

— Луис, она еще очень юна и многого не понимает, — шепнула она, прижимаясь щекой к щеке Луиса. — Когда она вернется, то будет другой. Просто наберитесь терпения. Она подрастет — это будет так скоро, что вы еще станете жалеть! И, если все правильно, если оба вы не ошибаетесь в выборе, все будет в порядке.

— Я знаю. Может быть, мне все же полететь туда с вами?

— Нет. Не стоит. Вам лучше встретить ее… там, где принимающий портал… Вместе с ее родителями.

— На Тибете?

— Да. Ведь, если я правильно поняла, именно туда забросит ее из Пирамиды Путешествий, когда я вернусь… или не вернусь к себе домой…

— Вы вернетесь. И Эфимия вернется.

Луис добродушно улыбнулся и поцеловал ее в щеку:

— Счастливого пути!

— И вам!

Она увидела, как дед Калиостро отошел в сторону, приняв чей-то вызов на ретранслятор и махнув им рукой, чтобы подождали. Дик, все еще чувствовавший себя виноватым за агрессивное поведение, был преувеличенно вежлив с подошедшей к ним Нэфри в облике его дочери. И та понимала его чувства — и облегчение, связанное с тем, что все прояснилось, и неимоверную тревогу в ожидании, чем все закончится. Даже Фанни вопреки обыкновению не подначивала его и не шутила, хотя уже успела прийти в себя и была настроена весьма оптимистично.