Бродяги Севера - Джеймс Оливер Кервуд

видел, как дерево расколола молния, – но теперь он был не один, и тепло руки Нипизы, которая нежно поглаживала его по голове и шее, преисполнило его неожиданной храбрости. Он тихо рычал на раскаты грома. Ему хотелось ухватить молнию зубами. Нипиза чувствовала, как напрягается его тело под ее рукой, и в момент жуткого затишья услышала, как он резко и нервно щелкнул зубами. А потом хлынул дождь.

Ба-Ри еще не видел подобных дождей. Как будто с черного неба стеной обрушился водопад. Не прошло и пяти минут, как можжевеловый вигвам превратился в душевую, а через полчаса этого разгула стихии Нипиза промокла до нитки. Вода ручейками стекала по ее спине и груди, лилась тоненькими струйками с кос, капала с длинных ресниц, а одеяло, на котором она сидела, было мокро, хоть выжимай. Ба-Ри чувствовал себя почти так же скверно, как тогда, когда едва не утонул в ручье после схватки с Папаючисо, и он все теснее и теснее прижимался к Нипизе, забивался под ее руку, прикрывавшую его. С его точки зрения, прошла целая вечность, прежде чем раскаты грома затихли далеко на востоке, а молния превратилась в далекие прерывистые вспышки. Даже после этого дождь не унимался целый час. А потом прекратился так же внезапно, как начался.

Нипиза рассмеялась и вскочила. Когда она выходила на поляну, в мокасинах у нее хлюпала вода. На Ба-Ри она не обратила никакого внимания, и он последовал за ней. Над прогалиной в просвете между кронами было видно, как уплывают прочь грозовые тучи. Засияла звезда, потом другая – и Ива стояла и смотрела, как они проступают на небе, пока их не стало так много, что и не сосчитать. Было уже не так темно. Чудесный звездный свет залил поляну, развеяв чернильный грозовой мрак.

Нипиза опустила глаза и увидела Ба-Ри. Он стоял рядом с ней без привязи, сам по себе, и на все четыре стороны расстилались вольные леса. Но он не убежал. Он ждал, мокрый, будто ондатра, и не сводил с нее выжидающего взгляда. Нипиза двинулась к нему – и замерла.

– Нет, ты не убежишь, Ба-Ри. Не стану тебя привязывать. Давай разведем костер!

Костер! Всякий, кроме Пьеро, сказал бы, что она сошла с ума. В лесу не осталось ни сучка, ни веточки, с которых не лилась бы вода! Куда ни взгляни, везде журчало и капало.

– Костер, – повторила она. – Пошли искать ускви, Ба-Ри.

Мокрое платье тесно облепило ее, и она тоненькой тенью пересекла мокрую прогалину и углубилась в лес. Ба-Ри последовал за ней и туда. Нипиза направилась прямиком к березе, которую заприметила еще днем, и начала отдирать отставшую кору. Набрав целую охапку, Нипиза отнесла ее к вигваму, а сверху нагромоздила целую гору мокрых сучьев. Потом достала сухую спичку из бутылки, хранившейся в вигваме, и едва крошечный язычок пламени лизнул березовую кору, она вспыхнула, будто промасленная бумага. Полчаса спустя костер Нипизы был бы виден из хижины, в миле от прогалины, если бы его стеной не загораживал лес. Нипиза подбрасывала в него сучья, пока огонь не взвился в воздух футов на десять. После этого она воткнула в мягкую землю несколько колышков, а на них развесила сушиться одеяло. А затем начала раздеваться.

От дождя воздух стал прохладней, он был напоен ароматом можжевельника и сосны и бодрил так, что у Нипизы кровь заиграла в жилах. Она забыла, как неприятно было пережидать ливень. Забыла комиссионера со станции Лак-Бэн, забыла все, что говорил ей Пьеро. Ведь она по натуре своей была лесной птичкой и упивалась такой же сладкой свободой, как цветы под ее босыми ногами, и так чудесны были эти первые часы после грозы, что она не видела грозящей ей опасности, даже подумать о ней не могла. Она отплясывала вокруг Ба-Ри, взметывая каскадом волос, и сквозь этот каскад то и дело просвечивало нагое тело; глаза у Нипизы сверкали, губы смеялись от беспричинного счастья – она была счастлива просто потому, что жива, что жадно глотает душистый лесной воздух, видит звезды и великолепное небо над головой. Нипиза остановилась перед Ба-Ри, со смехом протянула к нему руки и крикнула:

– Эгей, Ба-Ри, вот бы и ты мог сбросить шкуру так же легко и просто, как я – платье!

Она глубоко вздохнула, и глаза ее вдруг ярко вспыхнули – ей в голову пришла отличная мысль. Губы ее медленно округлились в круглое «О», и она подалась к Ба-Ри и прошептала:

– Там, наверное, сейчас глубоко, и вода сладкая-сладкая. Да-да, нинга, пойдем!

Она вполголоса позвала его, сунула ноги в мокрые мокасины и побежала в лес вдоль ручья. В сотне ярдов от поляны они очутились на берегу озерца. Оно было глубокое, а теперь вода стояла высоко, и озерцо разлилось втрое больше, чем до грозы. Нипиза слышала, как бурлит и журчит вода. На покрытой рябью поверхности дрожали отражения звезд. Секунду-другую Нипиза простояла неподвижно на большом камне, в нескольких футах над прохладными глубинами. А затем откинула волосы назад и тонкой белой стрелой мелькнула в звездном свете.

Ба-Ри проводил ее взглядом. Слышал, как она с плеском нырнула. Полчаса лежал он плашмя, неподвижно, у самого берега и смотрел на Нипизу. Иногда она оказывалась прямо под ним – беззвучно лежала на воде, и волосы расплывались вокруг нее в воде темным облаком, – то проносилась через все озерцо проворно, почти как выдры, которых видел Ба-Ри, а потом вдруг уходила под воду и исчезала, и сердце у Ба-Ри стучало чаще, пока он дожидался ее. Один раз ее не было довольно долго. Ба-Ри заскулил. Он понимал, что она не бобр и не выдра, и, когда она всплыла, вздохнул с огромным облегчением.

Так прошла первая ночь их дружбы – гроза, глубокое прохладное озеро, большой костер; а потом, когда одежда и одеяло просохли, Ива и Ба-Ри немного поспали. На рассвете они вернулись в хижину. Подбирались они осторожно. Дым из трубы не шел. Дверь была закрыта. Пьеро и Буш Мак-Таггарт ушли.

Глава XVI

Было начало августа, «месяц вылета из гнезда», когда Пьеро вернулся с Лак-Бэн, а через три дня Иве исполнилось семнадцать лет. Пьеро принес Нипизе множество подарков – и ленты для кос, и настоящие туфельки, какие она носила иногда на манер двух англичанок из Нельсон-Хаус, а самое восхитительное – отрез великолепной красной ткани на платье. За три зимы, которые Нипиза провела в миссионерской школе, те две англичанки многому ее научили. Благодаря