Петр Лебеденко - Шхуна «Мальва»

— Спасибо вам...

Первым взобрался на шхуну Юра и, склонившись над бортом, протянул руки:

— Нина, я помогу тебе.

Когда девушка ступила на палубу, Юра сказал:

— Иди в кубрик, мы привяжем шлюпку.

Нина осторожно пошла вдоль борта к своему кубрику. Вот уже тускло блеснул медный поручень, Нина поставила ногу на первую ступеньку, и в это время чья-то тяжелая рука легла на ее плечо. Нина замерла, потом медленно повернула голову: на нее строго смотрел Шорохов.

Нина сразу вспомнила, как Иван Глыба говорил Саше о шкипере: «Черт его знает, что это за человек! При Советской власти числился врагом народа, при немцах числится капитаном. Скользкий, наверно, человек, как угорь... А в общем, поживем, увидим».

Нина хотела подать какой-нибудь знак Саше и Юре, предупредить их, но было уже поздно: ничего не подозревая, ребята приближались к кубрику. А когда увидели Шорохова, растерялись и стояли, не произнося ни слова.

Шкипер спросил:

— Катались?

— Да, катались, — ответила Нина.

В это время с баржи высоко-взвилась ракета, и длинная очередь из автомата прорезала тишину.

Шкипер ногой толкнул дверь в кубрик, приглушенно крикнул:

— Живо вниз!

Ракеты вспыхивали одна за другой, и море, казалось, зажглось тысячами огней. В порту стреляли из автоматов и винтовок, длинный луч прожектора шарил по морю, но там только темные волны одна за другой катились на берег, неласковые и угрюмые.

Фриц Люмке выскочил из каюты с пистолетом в руках и, увидев шкипера, спросил:

— Что есть?

Шорохов пожал плечами.

А потом, когда море погасло и Фриц Люмке, не разряжая пистолета, ушел к себе, шкипер спустился в кубрик и сказал, словно обращаясь к самому себе:

— Хорошо, что сегодня никто из команды не покидал шхуну. В порту, кажется, что-то случилось.

Глава 4

Разыскивая Артема Николаевича и тех, кто его освободил, гестаповцы заглянули и на шхуну. Команда была вся в сборе, шкипер отдавал последние распоряжения перед выходом в море. Фриц Люмке стоял на палубе, держа в руках часы. Было половина пятого.

Ветер не спадал, но и не усиливался. Горизонт на востоке не предвещал шторма, и Шорохов не хотел отменять первый рейс. Когда трое гестаповцев поднялись на шхуну, шкипер из рубки крикнул Глыбе и Саше:

— Поднять кливер!

Но в ту же секунду немецкий офицер приказал:

— Отставить!

Фриц Люмке представился и вытянул руку:

— Хайль, Гитлер!

Офицер небрежно отстранил его и направился в общий кубрик. Сопровождавшие его гестаповцы остались на месте, держа автоматы наготове.

Прошло минут десять. Наконец из кубрика донесся грубый, властный голос:

— Люмке!

Чуть не сбив с ног одного из гестаповцев, Фриц Люмке бросился к кубрику. Он даже не почувствовал изрядного пинка, которым гестаповец наградил его вдогонку. Прогрохотав по трапу, Люмке застыл перед офицером.

В кубрике все было перевернуто вверх дном. На полу валялась гитара, матрацы и распоротая подушка. На столе лежал немецко-русский словарь, в некоторых местах переложенный засохшими лепестками розы.

— Должность? — спросил у Фрица офицер.

— Что? — не понял Люмке.

— Должность, болван! — Офицер свирепо взглянул на Фрица и длинно выругался.

— Я — второй адъютант помощника коменданта лейтенанта Штиммера, — заикаясь от страха, ответил Люмке. — Прислан сюда для наблюдения за русскими рыбаками.

— Где провел ночь?

— На шхуне, господин капитан.

— Команда? Что?

— Где была команда, идиот? И не трясись, как студень на блюде.

— Команда никуда не отлучалась, господин капитан.

— Вызвать сюда всех!

— Слушаюсь, господин капитан!

В кубрик спустились шкипер, Юра, Саша, Нина. При тусклом свете коптилки лица их казались бледными и худыми. Стуча деревяшкой, Глыба подошел к столу, за которым сидел офицер, и сказал:

— Не поймали еще рыбки, господин немец. Приходите завтра.

Капитан мельком взглянул на него и коротко бросил:

— Дурак!

Он никому не задавал никаких, вопросов, ни с кем не разговаривал, только приказывал смотреть на него. Смотреть долго, прямо в глаза. Этот немой допрос напоминал сеанс гипноза. У капитана Мауэра были большие выпуклые глаза, с чуть заметной желтизной на белках. Темные зрачки, казалось, то расширялись, то вдруг сужались, и от этого красивое, энергичное лицо немца мгновенно преображалось. То оно было злым, то хитрым, то добродушным и располагающим к доверию.

Нина смотрела в эти глаза, а в уме повторяла одно и то же: «Не думай о том, что было ночью. Просто смотри в эту наглую морду, с кем-нибудь сравнивай». Она почему-то начала сравнивать лицо капитана с лицом Юры. Такой же ровный, красивый нос, немного похожие губы и лоб. А глаза? Вот зрачки сузились, веки чуть дрогнули, и ей показалось, что немец задает вопрос: «Где ты была этой ночью?» У Юры тоже темные зрачки. Но сколько в них всегда тепла! И как можно сравнивать Юру с этим фашистом! Ей захотелось, очень захотелось заглянуть сейчас в большие, добрые глаза Юры. Она представила их и улыбнулась...

Капитан спросил:

— Чему фрейлен улыбается?

— Господин капитан так смешно смотрит, — ответила Нина. — Будто он гипнотизер...

Капитан с явным неудовольствием отвернулся в сторону, спросил:

— Вы есть, рыбачка?

— Я люблю море, — улыбнулась Нина. — Очень люблю море...

Сеанс «гипноза» окончился. Команда удалилась, в кубрике остались только Люмке и капитан. Еще тогда, когда Мауэр узнал, что ефрейтор ночью был на шхуне, он подумал: «Искать надо не здесь». Теперь он в этом убедился окончательно.

Он встал, бросил:

— Ну?

Люмке вскочил, вытянулся.

— Я вас слушаю, господин капитан!

Офицер за отворот пиджака притянул к себе Фрица, свирепо на него посмотрел:

— Слушай, Люмке! Ты будешь следить за каждым шагом своих рыбаков, ясно? За каждым шагом. И если что-нибудь заметишь...

— Так точно, господин капитан!

— Смотри, Люмке... Я верю тебе и советую оправдать это доверие... Ты все понимаешь, Люмке?

— Так точно, господин капитан...

— Поднять кливер!

Косой кливер захлопал по ветру, потом надулся, и нос шхуны начал медленно отклоняться в сторону.

Закрепив шкот кливера, Глыба и Саша перешли к фок-мачте. Фок был тяжелый, густо просмоленный, и Юра тоже стал рядом с Иваном, чтобы помочь. Глыба покосился на него, но ничего не сказал. Втроем они быстро подняли парус, и туго натянутая якорная цепь сразу ослабла.