Николай Чергинец - Вам — задание

Петр тихо сказал:

— Вот теперь я знаю о них почти все. Знаешь, Володя, до этого времени у меня еще теплилась какая-то надежда, что, быть может, они каким-то чудом остались жить, но теперь...

Владимир, желая отвлечь брата от горьких дум, спросил:

— Петр, а как ты жил эти годы? — Он кивнул на грудь. — Вижу, что на фронте был, воевал.

— Война застала меня на свадьбе у Алексея Купрейчика. Ты хоть знаешь, что у тебя такой двоюродный брат есть?

— Конечно. Он же и нас приглашал на свадьбу, но отец должен был работать в то воскресенье, и мы не поехали. А где сейчас Леша?

— Воюет. Он у нас — герой, командир разведвзвода. Виделись мы с ним в госпитале, а потом переписывались. Последний раз я ему из Москвы написал. Где сейчас и жив ли, не знаю. Сегодня напишу по старому адресу, и будем ждать ответа.

— Петя, а как ты оказался здесь?

Мочалов еле заметно улыбнулся:

— Случилось это неожиданно для меня. На фронте командовал батальоном. Вдруг вызывает командир полка и говорит: «Езжай, Мочалов, в Москву, в Наркомат внутренних дел, вызывают тебя». Поехал, а мне говорят: вылетишь к партизанам, подберешь нужных людей и возглавишь отдел борьбы с бандитизмом. Дали двух помощников, посадили в самолет, мы полетели. Когда оказались над территорией, занятой немцами, наш самолет был сбит. Прыгнули мы с парашютами, а это было ночью. Приземлился я неудачно — ногу сломал. Один мой помощник, старший лейтенант Булацкий, погиб. Когда прыгнул из самолета, осколком зенитного снаряда прямо в голову попало. А второй — лейтенант Швецов — приземлился хорошо. Он-то и отыскал меня. Сделали из тонких деревьев и строп парашюта что-то наподобие костыля, ногу корой и прутьями обложили, забинтовали, и закостылял я. Шли мы по лесу куда глаза глядят. Наткнулись на хатку, где одинокая старушка жила. Приютила, а через два дня с партизанами связала. Прибыло к нам трое из отряда. Рассказываем о себе — не верят. Спрашиваем: «Связь у вас с Большой землей есть?» — «Нету», — отвечают. Еле их убедили, что никакие мы не вражеские лазутчики, что летели мы к партизанам. Взяли они нас к себе, фельдшер в отряде был, помог мне. Пробыли мы в отряде почти месяц, а когда партизаны в другой район перебирались, то решили, что мне лучше остаться у той же старушки. Вместе с отрядом ушел и Швецов. Мы договорились, что он свяжется с отрядом, куда нас направляли, а если Красная Армия подойдет, то с кем-нибудь из командиров придет за мной. Жду неделю-другую — никого. Уже наши пришли, а я ничего не знаю, у бабки на сеновале отлеживаюсь. Нога, как назло, очень медленно поправлялась. Только позже я узнал, что отряд принял бой с регулярной немецкой частью. Почти все партизаны, в том числе и Швецов, и руководители отряда, которые знали обо мне, погибли. Хорошо, что через лес, недалеко от дома, где я находился, воинская часть проходила. Вылечился и вот получил направление сюда.

Петр замолчал на минуту, а затем, улыбнувшись, сказал:

— Так что вот такие делишки, брат. Теперь будем вместе бандюг гонять. Ты знаешь, наше руководство и секретарь обкома очень обеспокоены появлением банды Федько. Я поэтому попросил Короткова ввести меня сразу же в курс дела. Он-то и тебя отозвал с места происшествия, где мальчика убили. Так что хватит о личном, введи меня в курс событий.

— Тогда подожди немного. Я пойду все материалы возьму.

Славин вернулся с пухлой папкой бумаг. Мочалов покачал головой:

— Да, неважно тут у вас с бумагой, если на газетах пишете.

— Нет бумаги, вот и приходится газеты использовать, — ответил Славин, — и еще многого не хватает. Что поделаешь, война.

Коротков застал их за чтением бумаг:

— Ого, я смотрю, вы уже за дело взялись.

— А куда денешься, — озабоченно проговорил Мочалов. — Этот Федько действительно тип из типов, серьезный противник. Присоединяйтесь к нам, Сергей Миронович, авось втроем придумаем что-нибудь.

Они включили настольную лампу — на улице начало темнеть — и принялись внимательно изучать материалы дела. Порой отрывались от бумаг и подолгу обсуждали возникший вариант.

Уже было далеко за полночь, когда они разошлись. У них появился план, главная роль в осуществлении которого отводилась Славину.

41

«УПОЛНОМОЧЕННЫЙ ПО ЗАГОТОВКАМ»

ВЛАДИМИР СЛАВИН

Несмотря на глубокую осень день выдался теплым и солнечным. Жители небольшой деревушки были заняты во дворах и огородах. В деревне было около десятка хат. Вокруг раскинулись поля, а дальше — кольцо леса.

Из зарослей вышел молодой парень. Остановился, всматриваясь в деревню. Солнце светило прямо в глаза, и он, приложив ладонь ко лбу, долго глядел вперед, не торопясь, переводил взгляд от одной хаты к другой. Потом он поправил на плече вещмешок и немецкий карабин, пошел по пыльной проселочной дороге. Выше среднего роста, черноглазый, в солдатском ватнике без погон, в кирзовых сапогах, он был похож на демобилизованного. Но война еще не кончилась, и из армии приходили только инвалиды или те, кто был очень нужен народному хозяйству как специалист.

Парень подошел к крайнему дому, приостановился у калитки, толкнул ее, вошел во двор. Загрохотал цепью и злобно залаял большой лохматый пес. На шум из дома вышел старик. Он, подслеповато щурясь, молча смотрел на гостя. Тот, прежде чем поздороваться, тоже успел быстро и внимательно разглядеть сухощавого, с лохматой головой хозяина и только после этого спросил:

— Скажите, здесь проживает Бронислав Лешик?

— Я и буду Лешик.

— Тогда день добрый! Я приехал из города. Буду заниматься заготовками.

— Чего-чего? — не понял старик.

— Я уполномоченный по заготовкам продуктов. Направлен к вам отделом рабочего снабжения Брест-Литовской железной дороги. Мне сказали, что я смогу у вас остановиться... Вы не волнуйтесь, я заплачу.

— А кто вам сказал?

— Бывший староста Моравский, мы с ним сейчас вместе работаем. «Остановись, — говорил он, — у Лешика. Человек он порядочный и надежный, и места у него много». Он передаст вам привет. Просил поселить временно. Я не буду надоедать. Пока тепло, и на сеновале спать можно. А днем буду разъезжать по близлежащим хуторам и деревням.

— Это на чем же? — ехидно улыбнулся старик.

— Обещали через пару дней коня выделить. А пока на своих двоих, — и он хлопнул рукой по голенищу сапога. — Ноги у меня здоровые.

— Это я успел заметить, когда ты к дому подходил. Подумал, что с этими ногами на Берлин шагать надо, а не по нашим глухим местам такие хорошие сапоги снашивать.

Парень перестал улыбаться и уже серьезно ответил:

— А вы о моих сапогах не беспокойтесь. На фронт меня не взяли. Не знаю, может, из-за отца, а может, просто решили, что я здесь нужнее... Ну так как, приютите меня или идти к другим людям проситься?