Олег Азарьев - Искатель. 2013. Выпуск №5

В общем, когда я выскочил на улицу, искать там опять было некого. Наудачу я пробежал в глубь переулка, но, естественно, ни души не обнаружил. Сунулся через арку и какой-то двор, но и его нашел пустым и тихим. Щука сорвала блесну и ушла в камыши. Я потерял сон и начал расставлять сеть.

И он попался. Через две недели — на детскую уловку. По вечерам я включал в квартире свет, музыку, телевизор — будто бы отдыхаю дома. А сам в это время сидел в кустах под окнами. Меховую шапку невозможно было прозевать. И я не прозевал: когда он в очередной раз направился к заветному грибочку, я пулей вылетел наперерез. Он отпрянул так неловко, что споткнулся и сел задом в траву — еще сырую после соития с летним ливнем.

— Вот дьявольщина! Ну всегда так, — бормотал человечек и силился подняться. Но, заметив, что я подошел почти вплотную, вдруг выставил вперед коротковатые, пухлые руки и вскрикнул:

— Ни шагу, ни шагу больше! Вы и так все прекрасно видите!

Нет, этот господин оказался вовсе не страшен. Он был скорее потешен — и потешность кратно росла с каждым жестом, которым он хотел придать себе строгости. Даже я, как ни был встревожен и сбит с толку всеми событиями, все же сделал над собой усилие, чтобы не улыбнуться. Низкорослого, пухлого, неуклюжего — этого субъекта, казалось, и подросток мог свернуть в крендель. Наверное, поэтому я и не стал сразу наседать: немного доблести было бы в том, чтобы, ухватив толстячка за шкирку, одним движением вытрясти из него все человеческое и превратить в ополоумевшего от ужаса хомяка. К тому же мне хотелось прежде понять, кто это, а уж потом записываться к нему во враги.

Пухлый господинчик между тем встал. На носу его по-прежнему поблескивали исполинские солнцезащитные очки — хотя все вокруг давно плавало в ночном мраке. Из-под ушанки, как непослушный локон, выбился вопрос.

— Вы… вы… вы, наверное, догадываетесь, что я неспроста вас искал?

— Стал бы я так бегать за вами, если бы хоть о чем-то догадывался…

— Но все-таки вы меня вспомнили!

— Я — вас? Это что — шутка?

— Ой, ну ладно, ладно, не прикидывайтесь!

— Знаете что, уважаемый?! Во-первых, я ни хрена не вспомнил, а во-вторых… вам не кажется, что при вашей комплекции вам лучше быть повежливей? — Мне отчего-то казалось, что я разговариваю не с ним, а с собственным отражением в непроницаемых стеклах его очков.

— Повежливей… Повежливей… — он, точно ребенок, повторял за мной последнее слово. — Да, конечно. Извините. Просто я думал, вы притворяетесь.

— Как это — притворяюсь?

— Ну, вот так. Делаете вид, что мы не знакомы.

— Разумеется, мы знакомы. Я целых семь раз видел вашу куртку. Мы старинные друзья!

— Но вы же должны…

Я схватил его за воротник.

— Слушай, мне надоело здесь с тобой расшаркиваться! Говори, какого лешего ты за мной везде ползаешь? Чё те надо?

На мгновение толстяк замер, как глухонемой, не понимающий, что ему втолковывают. А затем — два внезапных, порывистых движения, и очки с шапкой оказались на земле. Обнажились испуганные, добродушные голубые глаза и рыжие волосы, обреченно теснящиеся по краям лысины.

— Неужели вы меня совсем не помните?

С этим милым, трогательным рохлей невозможно было быть злым.

— Я вас впервые вижу, Дмитрий.

— Впервые видите, но называете имя…

— Не я его называю. Его назвали ваши друзья. Тогда в кафе. Быстро вы от них смылись. Они обиделись, наверное.

— Никакие они мне не друзья. Я вообще понятия не имею, кто эти люди.

— Да ну! Обознались?

— Можно сказать и так…

— «Можно»? Дмитрий, в моей жизни в последнее время и так многовато странностей, и я не собираюсь…

— Я не Дмитрий!

— А кто ты тогда, палки-елки?! — Я снова почувствовал в предплечьях тот нервный зуд, что может в любой момент начать искать себе выхода.

Толстяк сорвал с себя шарф — последнее, что закрывало его лицо.

— Ну посмотрите, посмотрите внимательней! Вы должны хоть что-нибудь вспомнить!

Его взволнованность была столь искренней, что на миг мне даже померещилось, будто и вправду мелькнуло в этом гладком розоватом лице что-то отдаленно знакомое. Но, приглядевшись, я окончательно уверился: не знаю я его. Не знаю до такой степени, что даже неудобно.

— Мне жаль. Ничего не вспоминается. У меня травма головы была. Наверное, это из-за нее…

Толстый вцепился мне в рукав, а его глаза, до этого полные страха, вдруг стали пытливо вглядываться в мои.

— Невероятно! Невероятно! — повторять слова, видимо, было его болезнью. — Вы Богом мне посланы. Травма, травма… А что за травма? Расскажите!..

— Я что-то и так многовато рассказал! А от вас еще ничего не услышал. Раз уж вы оказались не Дмитрием, так, может, для начала представитесь?

— Да, да, разумеется! Меня… меня зовут Женя. Евгений… Сей… сейчас… сейчас я постараюсь объя…

…снить вам ваше положение? Шлялся где-то три дня, на вызовы не являлся… Вы вообще знаете, что за это бывает?

— Вот только не надо, ко всему прочему, в таком тоне! Если у вас есть в чем меня обвинить — обвиняйте. Нет — извиняйтесь! То, что вы делаете, — чистой воды произвол!

Серые, водянистые глаза следователя не отрываются от меня, тогда как его тело медленно поворачивается на кресле. Влево — вправо, влево — вправо.

— Ну вот. Снова корова. Мы вам услугу оказали, уважаемый. Вы представляете, что могло бы быть, если бы первыми вас нашли не мы?

— А кто же, любопытно? Марсиане?

— Вы его знали не один год. Знали, знали! Глупо отрицать. И вам было известно, что он не в ларьке жвачкой торгует. У него, между прочим, фонд, а фонд — это деньги. Много людей заинтересованных. Я понятно изъясняюсь?

— Относительно.

— Ну, а раз так, то повторяю: давайте вы лучше нам сами расскажете — чтобы без лишних неприятностей.

— И что же я должен рассказать?

— А все. Для начала… Для начала, куда вы ехали сегодня, когда вас выловили? — И он торжественно водружает подбородок на постамент сцепленных рук.

А может, правду ему? Сразу всю. Интересно, кто раньше прискачет — конвой или санитары из Кащенко? А еще лучше — выбежать. С разгону пробить коридорное окно и по пояс высунуться в осеннюю промозглость. Нет, промчаться по ступеням куда-нибудь в подвал и опустить голову в шумящий ржавой водой унитаз. Да что угодно, только бы освободиться от этих глаз-студней, обмазывающих тебя чем-то липким!

— В область.

— Куда именно? Зачем?

— Рыбачить мне там нравится.

— Что-то удочек при вас не было.

— А я по дороге кусты ломаю.

— Вы, я вижу, опять ничего не поняли. Может, задержание оформить? Посидите, подумаете.