Евгений Вишневский - Приезжайте к нам на Колыму! Записки бродячего повара: Книга первая

— Да нет, мы пошутили, — трусливо отступает в тень один из пижонов, — может, неудачно, извините.

— Весело шутите, — замечаю я.

— Простите нас, ребята, — хнычет второй, — мы больше не будем.

— Мы не шпана какая-нибудь, — трясется третий. — Мы на местной телестудии работаем: я — редактором, вот он — режиссером, а те двое — операторами.

— Понятно, — говорю я, — вот, пожалуйста, местная творческая интеллигенция, знакомьтесь, ребята.

— Да-да, — радостно соглашается третий, совершенно игнорируя мою иронию, — мы товарища на материк провожаем. Улетает он из Магадана. Насовсем.

— Выпили лишнего, — добавил первый, — посошок на дорожку. Извините, мы больше никогда так не будем.

— Ну что? — спрашиваю я Саню. — Простим их? По случаю хорошего настроения.

— Нельзя таких вещей прощать, — убежденно говорит Юра. — А то они поверят, что им все всегда сходить с рук будет!

— Нет-нет, — простите нас, ребята, — говорит второй и вдруг валится на колени, — здоровьем детей клянусь, никогда, ни за что!..

— Ладно, — говорю я Юре, — охота тебе об эту мразь мараться, руки пачкать!

— Хорошо, — говорит Саня, — мы вас простим. Но парня, над которым вы всю дорогу измывались, из автобуса достать, отнести в туалет, умыть, почистить, привести в чувство...

— И смотрите, — добавляю я, — если у него из кармана хоть копейка пропадет!..

— Ну что вы?.. — обижается третий.

— А с вас станет, — говорит Юра, — с интеллигенции!.. Ничего, я за ними присмотрю. — Это он говорит уже нам.

Заметно сморщившиеся наглецы сломя голову бросились в автобус (благо с раскрытыми настежь дверьми он все это время стоял на остановке) и бережно вынесли того самого бесчувственно пьяного мужика. Третий пижон нес его чемодан. Под строгим взглядом Юры (он и вправду пошел провожать их) они понесли ничего не соображающего пассажира в туалет.

— А по разику их все-таки двинуть надо было, — сказал Гена, — так, для профилактики.

Вылет нашего рейса дважды переносили и затем отложили до следующего полудня. Что же, будем устраиваться на ночлег. Достали свои резиновые матрасы, надули их, положили сверху спальные мешки и улеглись спать прямо на полу аэропорта.

21 августа

Ребята еще спят, а мы с Саней встали довольно рано. Будем пытаться достать билет до Сеймчана (хотя бы один). Еще вчера Гена с Юрой, тряся нашими замечательными бумагами, пытались добыть место на сегодняшний, завтрашний или хотя бы послезавтрашний рейс у диспетчера по транзиту, но попытка эта кончилась полной неудачей. Теперь у нас осталась слабенькая надежда на командирскую бронь, а также на то, что лететь в Сеймчан Сане нужно в авиаотряд и по делам Аэрофлота.

К сожалению, и дежурный начальник смены нам ничем помочь не смог: командирская бронь, урезанная до одного места, в связи с напряженной ситуацией на ближайшие пять рейсов аннулирована вообще.

— Ладно, — вздохнув, сказал Саня, — нет худа без добра: все вместе полетим в Новосибирск. Оттуда разберемся — телеграммами да междугородными звонками.

Улетали, как и было обещано, в полдень. Один из тех четырех мерзких пижонов (тот, что все время молчал) летит нашим рейсом до Новосибирска. В разговор с нами он, естественно, не вступает и даже отводит глаза, если кто-нибудь из нас смотрит на него.

Сели в Якутске. За те сорок минут, что отдыхает и перезаправляется самолет, Сане с Геной нужно сгонять в город до товарища Данилова, взять там оставшиеся вещи, привезти их в аэропорт (при условии, разумеется, что товарищ Данилов или его жена будут дома), зарегистрировать вещи в качестве дополнительного багажа (это акция нестандартная, а потому — непростая) и попытаться улететь до дома с нами. Если же они не успеют (что скорее всего), придется им двое суток куковать в Якутске (рейсы до Новосибирска идут сейчас отсюда через день).

Такси поймали быстро и, пожелав ребятам фарту, отправились договариваться о возможной регистрации дополнительного багажа либо о задержке Сани и Гены в Якутске. Против ожидания, к нашей просьбе пожилая якутка, проводившая регистрацию, отнеслась спокойно и пообещала всяческое содействие (видимо, такое здесь — не редкость).

Но вот уже объявили посадку на наш рейс, вот уже прошла проверка документов и ручной клади (какое замечательное слово — «кладь»!), а наших ребят все нет и нет. Мы отметились последними, последними нарочито медленно тащились через взлетное поле на посадку, последними уселись в кресла и прильнули к иллюминаторам. И когда совсем уже мы решили, что ребятам придется остаться в Якутске, вдруг распахнулись двери аэропорта, и мы увидели две тощие голенастые фигуры, которые большими скачками неслись к самолету через летное поле. Следом за ними на тележке рассерженный якут (тоже бегом) вез дополнительный багаж. Успели!

22 августа

И вот наш самолет приземлился в родном Толмачевском аэропорту. Мы почти что дома. Почти, да не совсем: нам еще нужно добраться до Академгородка. А нас шестеро (все мы плюс Валера), Бася да гора вещей: рюкзаки, спальные мешки, оружие, рыба да мясо. На стоянке такси толпа народа, порядка нет никакого, и таксисты сами определяют, кто и куда поедет с ними. Но в этой толпе вертятся какие-то хитрые мужички с масляными глазками. Один из них подходит ко мне, любопытствует:

— С Колымы, мужики?

— С Колымы, — отвечаю я.

— И долго там работали?

— Два с половиной месяца.

— Ну, два с половиной месяца на Колыме — это хорошо. Штуки по две-три на брата небось заколотили?

— Да откуда, — машу я рукой.

— Ладно-ладно, — лыбится мужичок, — будет прибедняться-то. Куда вам?

— В Академгородок.

— Так уж и быть, — машет рукой благодетель, — идемте, подброшу.

— Нас шестеро, — вздыхаю я, — собака да куча вещей.

— Ничего, я с товарищем тут. Вдвоем вас и подбросим.

К нам подходят Саня с Юрой.

— Об чем разговор? — спрашивает Юра.

— Да вот мужик увезти в городок предлагает, — говорю я.

— Почем? — интересуется Юра.

— Ну вот, уж сразу и «почем», — продолжает улыбаться мужичок, — я думаю, не обидите...

— Тебя обидишь... — себе под нос бурчит Юра.

— Из порта в городок счетчик десятку бьет. Вас шестеро, значит, шесть червонцев, ну и червонец сверху, полагаю, набросите от колымских щедрот, — словно не слыша Юркиных замечаний, говорит благодетель.

— Семьдесят рублей?! — кричит Юра. — Да ты ошалел, дядя?! Наглец!

— Ну и сидите тогда в порту до вечера, — обиделся мужик. — Тоже мне колымчане, старатели-золотишники. Жмоты дешевые!