В стране ваи-ваи - Николас Гэппи

возможны лишь там, где населению знакомо искусственное орошение. Найдя затерянный город в амазонских джунглях, можно с полной уверенностью искать поблизости также и ирригационные сооружения, причем зачастую сооружения грандиозного масштаба — в связи с сильными ливнями и разливами. (Исключение представляют лишь гористые местности, где достаточно устроить простейшие запруды и террасы, чтобы на небольшой площади обеспечить регулярные высокие урожаи.)

Не удивительно поэтому, что я не очень-то верил рассказам о «Больших деревнях» с тысячами или хотя бы с сотнями жителей. В лесах северо-восточной Амазонии устройство такой деревни потребовало бы либо истребления леса на большой площади, либо коренного изменения образа жизни и экономики индейцев.

И тем не менее предание сохранило свою притягательную силу, а название «Кашима» явно было связано с чем-то конкретным.

Когда я произнес его, Фоимо указал на юг, в сторону нижнего течения Мапуэры. Так что же такое эта загадочная Кашима? Может быть, обыкновенная деревушка, размеры которой преувеличены молвой? Маленький бразильский городишко или поселок вроде Карарданавы, ваписианской столицы, деревни с двумя сотнями жителей? Кто-то побывал там много лет назад, и с тех пор рассказ передается из уст в уста, обрастая все новыми гиперболами!

Сколько историй рассказывают в этом замкнутом мире, где человек редко видит в лесу дальше, чем на несколько метров. Взять хоть слух об индейцах, якобы обитающих под водой. Фоньюве страшно разгорячился, когда я спросил его о них. Размахивая руками, он заговорил о племени, живущем далеко-далеко, на реке Касуро. У них огромные руки и ноги — толщиной с дерево! Земноводные индейцы ничто по сравнению с ними…

Сначала я подумал, что он подшучивает надо мной, потом понял, что Фоньюве говорит совершенно серьезно. Может быть, в глубине души он верит в существование подобных чудовищ за пределами известного ему мира? Уж если на то пошло, то подвесные моторы и самолеты куда удивительнее, а ведь они существуют! Отец, мать, тетки, дядья рассказывали ему истории — откуда он может знать, насколько они правдивы? Он всего лишь повторил мне то, что слышал сам.

Мавайянская столица

Встреча

Мы не прошли и получаса, когда увидели идущих нам навстречу индейцев. Их было двое: один, высокий, с выкрашенным в темно-красный цвет добродушным лицом, нес в руках бананы и маниоковые лепешки; второй, небольшого роста, худой, энергичный, шел легко, грациозно, словно танцовщик, неся чашу с напитком. Завидев нас, он сделал величественный приветственный жест.

Они вышли с дарами, чтобы завлечь нас дальше. Мы поздоровались и сели вместе перекусить.

В лице того, что пониже, в его фигуре и движениях было что-то необычное. Курчавые взъерошенные волосы, четкий орлиный профиль, огромные сверкающие глаза — поэт, да и только![65] Ему бы скинуть лет тридцать да надеть манишку с бабочкой — и он был бы вылитый Шелли в его оксфордский период.

Пока мы беседовали, он несколько раз внимательно поглядывал на меня, склонив голову набок. Сила духа — вот что прежде всего почувствовал я, познакомившись с Фоимо. В Кваквэ — это был он, брат Фоимо, третий тарума, — меня поразил на редкость твердый ум, светившийся в его спокойном взоре.

Мы поднялись опять, и он зашагал впереди все с той же восхитительной легкостью и грацией.

Нигде не было видно следов ночного урагана; даже с гребня холма, проходя через поле, мы не заметили ни одного поваленного дерева. Впрочем, в таком густом лесу легко мог затеряться самый неистовый вихрь.

Глядя, как Фоимо, Кваквэ, Фоньюве, Япумо, Икаро бегут вперед по тропе, я ощутил вдруг острый прилив счастья. Ну до чего же я близорук: настолько погрузился в заботы, что совершенно забыл о радостях жизни!

До меня вдруг дошло, что наше посещение — радостное событие в жизни мавайянов! Оно и понятно — вспомните, в какой изоляции они жили. Нас обольстили и вели на показ своим друзьям и родным, точно бродячий цирк: белого человека — до сих пор его видели только двое тарумов и вождь — и черного человека, Чарльза Тэннера, представителя еще более поразительных созданий, о которых ходили самые невероятные слухи.

И вот мы, явление не менее здесь редкое, чем комета, приближаемся к деревням мавайянов. Скоро все то, о чем они только слышали, предстанет перед их взором. Не удивительно, что мои спутники так счастливы! Не удивительно, что они не жалеют красок, рассказывая об угощении и плясках, расписывая замечательные изделия, сулят мне встречу с саваннами и БОЛЬШУЮ деревню.

Лес поредел. Низкие холмы сменились заболоченной низиной, болота — недавно засаженным полем. Вот укрытие для охотников — шалаш у тропы, в котором может устроить засаду человек с луком и стрелой. Затем мы вышли к речушке и услышали вдали лай. Кваквэ предложил сложить здесь ноши и разбить лагерь. Пока мы умывались и приводили себя в порядок, индейцы обновляли свои узоры, Кваквэ пошел вперед известить о нашем прибытии.

За полем площадью гектаров пятнадцать, где на почерневшей земле со свежими следами пала лежали серебристые стволы, местность повышалась, и с гребня небольшой гряды мы увидели в дали голубой горный купол. Дальше тропа вела в заросли, заплетенные стеблями с яркими сине-фиолетовыми цветками[66]: здесь нас снова встретил Кваквэ. Он исполнил на своей флейте приветственную мелодию, наши флейтисты ответили ему.

Мы вступили в деревню под аккомпанемент оглушительного лая. Строения сильно отличались от тех, что мы видели раньше, их окружала чисто выметенная гладкая площадка, за которой начинались огороды.

Жители деревни, собравшись в кучу, тихонько переговаривались. Япумо представил меня и моих спутников вождю, своему деду. Я занял место рядом с вождем; все — мужчины, женщины и дети — по очереди подходили к нам знакомиться. Я каждому пожал руку, даже самым маленьким, облаченным лишь в алые серьги. После меня они поздоровались с остальными участниками экспедиции.

Наблюдая эту сцену, я думал о том, как приветливо и сердечно мавайяны выполняют роль хозяев, принимая как друзей и равных совершенно чужих им людей. Никакого намека на сдержанность, которая отличала нашу первую встречу с ваи-ваи, или угрюмое безразличие, присущее индейцам, еще ближе познакомившимся с «цивилизацией». У местных жителей были свои законы поведения. Они держались естественно, непринужденно, без излишней торжественности, но с достоинством и изяществом. Трудно было представить себе более совершенную учтивость. Рядом с этими опрятными, красиво раскрашенными людьми я почувствовал себя бродягой — в зеленой рубахе и коротких штанах, в тапочках, бородатый…

На землю перед нами поставили четыре глазированных кувшина