Борис Рябинин - Мои друзья

Альпинисты резервной группы, оставшиеся в лагере у подножия пика, были немало удивлены, когда на далеком фирновом поле на склоне Суфруджу заметили быстро передвигающуюся черную точку. В бинокль было видно, как она то появлялась, то исчезала, спускаясь ниже и ниже… Что это? Экспедиции еще рано возвращаться, да точка и не похожа на человека…

— Собака! — догадался начальник группы.

Ну конечно, это была собака. Джемми! Но тотчас же возникло новое тревожное недоумение: почему она одна? Где люди? Где метеоролог, ее хозяин?

Бинокли неотрывно следили за нею. Она продолжала приближаться. Вот она осторожно сползает по ледяной круче, скользит, движение ее убыстряется…

«Ох!» — единым вздохом вырвалось у наблюдателей. Точка сорвалась, покатилась по склону, с каждой секундой все быстрее, быстрее; миг — и она исчезла. На белом поле она больше не появилась.

— Живей, друзья! — скомандовал начальник группы, поспешно пряча бинокль в футляр. — Надо найти ее!

Через четверть часа три человека быстро поднимались по склону в том направлении, где видели собаку. К полудню они достигли места, где она появилась в последний раз. Вот и откос, с которого она сорвалась…

Внизу, в ледяной западне, среди острых прозрачно-зеленоватых глыб и осколков мелкого льда, лежала Джемми. Увидав людей высоко над собой, она рванулась и, жалобно завизжав, упала на перебитые лапы.

Цепляясь за острые выступы скал, альпинисты спустились к ней. Начальник расстегнул ошейник, вынул из портдепешника записку, прочел и, нахмурясь, решительно приказал:

— Живо, товарищи! Немедленно обратно, и готовиться к подъему. Требуется наша помощь!

Затем, бережно взяв Джемми на руки, он двинулся вслед за остальными…

— Ну… и что же дальше? — нетерпеливо вырвалось У меня, когда рассказчик умолк.

— Вот и все. Джемми спасла своего хозяина и его товарищей, оставшихся на горе, — ответил Алексей Викторович, и на лице его появилась обычная лукавая усмешка.

— А как же Джемми?

— Ах, Джемми… — протянул Алексей Викторович, как будто только сейчас понял мой вопрос. — Джемми благополучно здравствует и поныне! Живет по-прежнему у того же хозяина, раны зажили, кости срослись. Берет барьеры — любо-дорого смотреть!

ПУТЕШЕСТВИЕ С ЭРДЕЛЯМИ

Через три дня я двинулся в обратный путь, на Урал.

Кроме Снукки, мне удалось получить пять щенков для нашего клуба. Пятимесячных малюток запрятали в громоздкую деревянную клетку; Снукки была просто на поводке. Клетку погрузили на сани, я взгромоздился на нее, посадил Снукки на колени, и воз тронулся. Алексей Викторович провожал меня добрыми напутствиями.

— Щенков берегите! — кричал он мне вслед, когда сани уже тронулись и снег пронзительно заскрипел под полозьями.

Все щенки были высококровными, представляли немалую ценность, и вполне естественно, что Алексей Викторович тревожился о них.

Поездка обещала быть нелегкой. Мне предстояло сделать две пересадки и провести в дороге в общей сложности около четырех суток.

Мы быстро покатили по заснеженным улицам города. В нырках сани сильно бросало, и я осторожно притягивал Снукки к себе. Она тихонько старалась отстраниться от меня, поглядывая искоса умными карими глазками, и, только когда я уж особенно крепко прижимал ее к себе, глухое «ррр» было ответом на это.

В поезд сел с боем. Проводники никак не хотели пускать меня в вагон. Да оно и понятно: клетка загромоздила и проход и купе, а щенки наполнили вагон визгом и лаем. Но отдать малышей в багажный вагон и оставить их там без наблюдения, когда на дворе стоял такой морозище, я не мог. Спасибо Алексею Викторовичу: он дал в провожатые бойца, и тот помог мне совершить посадку.

Как только щенки оправились от встряски, полученной во время езды на санях, они притихли, свалились кучкой в углу клетки и заснули. Снукки я уложил на свое сиденье, и она, свернувшись калачиком, тоже вскоре задремала.

В вагоне было жарко натоплено, и не прошло и получаса, как из клетки стали доноситься тяжелые вздохи и стенания. Щенкам было душно. В питомнике они находились на свежем морозном воздухе, теплая курчавая шкурка отлично грела их, а тут такая жара… Высунув язычки, они метались по клетке, бились о прутья, лизали железные скобки. Бойкие глазенки их помутнели, неугомонные коротенькие хвостики опустились вниз.

Не помогла и вода. Мгновенно вылакав ее, они вновь принялись метаться по клетке. Сердце мое разрывалось от жалости.

Я решил вытащить малышей из их временного жилища и привязать на поводки под сиденьями. Вынув двоих, нацепил на них ошейники, которыми меня предусмотрительно снабдили в питомнике, и прикрутил ременные поводки к ножкам сиденья. Но, пока привязывал следующую пару, первые двое успели набедокурить.

Эти малыши еще не были приучены к ошейнику, а тем более к привязи, и теперь, почувствовав на себе поводок, они начали яростно рваться. Один так затянул ошейник, что уже хрипел; другой вцепился в поводок зубами, в одну минуту перегрыз его и пустился наутек.

Пока ловил его, остальная компания разбрелась в разные стороны.

— Да вы их оставьте так! — посоветовал мне кто-то.

— Нельзя, — возразил другой пассажир. — Можно ударить, прихлопнуть в дверях…

Публика весело смеялась неожиданному развлечению. Пришлось эрделят снова посадить в ящик. Поочередно стал носить их в тамбур, чтобы там, на свежем воздухе, они могли хоть немного отдышаться после вагонной духоты.

Проводник посоветовал мне использовать для щенят туалетную комнату. Она была неисправна и бездействовала. Комната оказалась сухой и чистой.

На ближайшей станции купил толстую пачку газет, настелил их в новом помещении, набросал сверху тряпья, которым меня снабдили на дорогу, и переселил маленьких путешественников сюда. Здесь было прохладно, просторно, изолированно; никто не мог нечаянно задавить или толкнуть малыша.

Теперь, когда я выходил из купе, Снукки начинала тихонько подвывать. Оказывается, она уже стала привыкать ко мне и тосковала, не видя меня, однако ласкать себя еще не позволяла и пищу брала из моих рук неохотно.

Мы благополучно сделали пересадку; в новом поезде мне опять удалось договориться с проводником насчет импровизированного «щенятника» (теперь уже был «опыт»!), и, в общем, все шло довольно сносно.

Уже проехали Уфу и Златоуст, как вдруг среди ночи меня неожиданно разбудил проводник:

— Там у вас наводнение, спасайте своих собачек! — сказал он.

Из-под двери «щенятника» сочилась вода. Я открыл дверь и ахнул. Мои эрделята бродили по брюхо в воде. Один, взобравшись на раковину умывальника, сидел на краешке и, весь мокрый, дрожал, как осиновый листик.