Софья Радзиевская - Полосатая спинка. Рассказы

Мы с Катей нерешительно переглянулись.

— Давай убежим! — шепнула я.

— Да, а дороги мы не знаем, — печально ответила Катя и, совсем уже не стыдясь, вытерла слёзы. — И собака нас догонит.

Держась крепко за руки, мы последовали за моим спасителем. Его босые ноги так проворно перескакивали через пни, что мы почти бежали, спотыкаясь и задыхаясь. Свободной рукой я крепко держала ворону, тоже мокрую и испуганную. Она дрожала, но не пробовала вырываться.

— Волк, эй, Волк! — крикнул вдруг мальчишка, и громадный пёс так и кинулся к нему.

Мы боязливо прижались к дереву, а он одним прыжком перемахнул через высокий пень и остановился перед хозяином.

Страшная догадка наполнила моё сердце ужасом.

— Катя, — прошептала я, — слышала, как он собаку звал? Это того лесника собака, он сын его, наверно.

Ну тут мальчишка схватил сломанную ветку, высоко подкинул её в воздух и свистнул. Пёс прыгнул, ловко поймал ветку и, став на задние лапы, подал её хозяину.

— Учёный! — восхищённо прошептала я, забыв о страхе.

— Видали? — торжествующе оглянулся на нас мальчишка. — Он и не то ещё умеет. — И, глубоко засунув руку в карман штанишек, вдруг остановился и пристально посмотрел на нас. Мы крепче схватились за руки: уж не придумал ли он чего…

— Есть-то, небось, хотите, воронята? — спросил он, но не по-обидному, как раньше, а почти дружелюбно, так что мы почувствовали к нему доверие.

— Хотим! — быстро ответила Катя и тут же вопросительно покосилась на меня.

В загорелой руке мальчишки оказался кусок ржаного хлеба, посыпанный крупной солью. Правда, кроме соли, он был облеплен ещё соринками из кармана, но мы на это не обратили внимания.

Как пахнет-то! Руки сами тянутся.

— Карр! — нетерпеливо крикнул Платочек.

Мальчишка вздрогнул.

— Ишь ты! — воскликнул он. — Это он чего?

— Есть хочет, — с гордостью ответила я. — Он всегда с нами ест. — И, присев, я поставила ворону на землю и отломила кусочек хлеба от своей порции.

Платочек вырвал его у меня из рук и принялся уплетать. Мальчишка удивлённо следил за ним.

— И не боится! — воскликнул он. — И не летит никуда!

— Ещё бы лететь! Ты попробуй, руку протяни, он тебе покажет! — вмешалась повеселевшая Катя.

— А то не протяну?

И рука рыжего мальчугана приблизилась к вороньему завтраку.

— Ффф! — Платочек так и налетел на обидчика и щипнул его, да преизрядно. Перья на голове у воронёнка поднялись он положил хлеб между лапками и готов был драться дальше.

Но мальчишка, вскрикнув было от боли, так и покатился по траве с хохотом и задрыгал босыми ногами.

— Как хватил-то! — заливался он. — Ой, не могу! Вот умора!

Засмеялись и мы. И вдруг почувствовали, что страх наш куда-то пропал. Наш знакомый оказался совершенно обыкновенным мальчишкой, да ещё и весёлым. Катя совсем разошлась и дёргала его за руку.

— А ну, протяни, протяни ещё! — кричала она.

Мы все трое дружно уплетали хлеб, а Платочек уже наелся, обсох и с прежним важным видом ходил около нас. Он нашёл большого червяка, полакомился им и был очень доволен.

Урсик получил корочку, и огромный чёрный пёс тоже. Но теперь он уже не казался нам страшным.

— Тебя как зовут? — расхрабрилась я.

— Мишкой, а тебя?

— Соня, а она Катя. А у тебя собака эта откуда?

— Отцова. Охотничья. Зайцев гоняет — страсть!

Весело разговаривая, мы двинулись дальше.

Платочек сначала перелетал с ёлки на ёлку, а потом, спустившись на дорогу, побежал перед нами, торопясь и оглядываясь. На Урсика он больше садиться не решался: видно, холодная ванна пришлась ему не по вкусу.

Потешаясь над ним, мы и не заметили, как перебежали мостик, вырубку, огороды и оказались перед нашим крыльцом.

На ступеньках стояла мама, сильно взволнованная. Она уже собиралась идти искать нас.

Увидев её, Мишка вдруг замолчал и попятился. Но мы дружно схватили его за руки.

— Мама, он меня из речки вытащил, — сказала я.

— Мы заблудились, он нас домой привёл! — добавила Катя.

— И он ворон теперь по носу не щёлкает!

— И у него, собака не страшная вовсе, вот! — И мы одновременно положили руки на спину лохматого Волка.

Мама улыбнулась.

— Ну, спасибо тебе, мальчик, — ласково сказала она. — Идите все лепёшки горячие есть. А в лес я вас одних больше пускать не буду. Видите, гроза собирается. Что бы вы одни в лесу делали?

— Мы теперь с Мишкой ходить будем, — уверенно сказала Катя и потянула его за рукав. — Видишь, мама не сердится, идём лепёшки есть!

Мишка сначала немного дичился и упирался. Но не выдержал и вместе с нами принялся за лепёшки. Очень уж они были вкусные. А потом мы нарвали травы для кроликов, пришёл с работы отец, и мы не заметили, как стемнело.

Первым спохватился Мишка.

— Мне пора, — сказал он, — идти надо.

— Куда ты пойдёшь в эдакую темень? — сказала мама. — Оставайся ночевать. Вот разве отец беспокоиться будет!

— Отец-то беспокоиться не будет, — отозвался Мишка. — Я как на рыбалку пойду, иной раз по две ночи дома не ночую. А может, — сказал он, пораздумав немного, — и остаться?.. — И он состроил нам такую забавную гримасу, что мы так и покатились со смеху.

Мишке мама постелила постель тут же, на полу, и мы ещё долго перекликались и болтали.

— Спите вы, воронята! — окликнул нас отец. — Анюта, а ты долго ещё будешь возиться?

— Сейчас, — отозвалась мама. — Я на завтра, на выходной день, всем вам одежду чистую приготовила. Скоро всё в доме успокоилось.

Утро было чудесное. Мама вынесла самовар на улицу, и мы сидели за столом, чистые, принаряженные Мишка так и сиял вымытыми веснушками и приглаженным рыжим хохолком.

Мама уже выведала у него, что мать его умерла два года тому назад, что живут они одни с отцом в лесу. Накануне она успела выстирать ему майку, утром немного постучала швейной машиной, и Мишка оказался в чистой майке и новых трусах.

Мы перемигивались с ним и толкали друг друга под столом ногами. Папа и мама обещали пойти с нами в лес за ягодами и зайти к Мишкиному отцу — леснику. На столе стояла вкусная каша с молоком, а над столом и на наших лицах сияло солнце.

Даже Платочек был особенно весел. Он скакал по комнатам, таскал куски булки на крышу и только один раз подрался с Урсиком из-за каши.

И вдруг — всё переменилось.

Из дома выбежала Мария Яковлевна, наша квартирная хозяйка. Её лицо было красное. В руках она держала пустую коробочку.

— Анна Михайловна, — закричала она злым, визгливым голосом. — Вот вы всегда так, с вашей добротой. Приваживаете всяких проходимцев, а у меня брошка пропала золотая. Никто как он стащил! — И она рукой показала на Мишку.

Мы с Катей сразу перестали болтать ногами и взглянули на него.