А. Кист - Австралия и острова Тихого океана

Свойственные этой стране покой и тишина поражают все больше и больше по мере того, как привыкаешь к ней. Нигде в мире нельзя испытать такого острого ощущения вечности, принятия всего окружающего таким, какое оно есть. В этом сухом воздухе все и растет и погибает не быстро, перемены наступают с бесконечной медлительностью. Аборигены населяли эту страну, возможно, десять тысяч лет, и за все это время их образ жизни изменился мало. Жизнь в кустарнике протекает на фоне тишины и невозмутимости. Кукабарра безмолвно часами сидит на ветке сухого дерева, затем внезапно устремляется вниз. А когда она взмывает вверх, в сильном клюве уже извивается змея. Птица роняет ее, чтобы убить. Иногда она повторяет этот маневр по нескольку раз, затем, уверившись в том, что змея недвижима, начинает свою трапезу. Порою, сидя на берегу, приходится часами ждать, пока птица, питающаяся моллюсками, нападет на добычу. С быстротой молнии она просовывает плоский клюв между ничего не подозревающим моллюском и скалой, в одну секунду переворачивает раковину и быстро расправляется с ней, а затем на берегу вновь наступает ничем не нарушаемое спокойствие. Волны лениво ласкают берег, птица опять неподвижна как изваяние.

Однажды я отправился в десятидневную экспедицию за буревестниками на острова в Кассовом проливе. Меня инструктировал доктор Д. Л. Сервенти, величайший знаток этой птицы, на мой взгляд наиболее интересной из всех мигрирующих видов. Это было время гнездования, и под землей в птичьих норах кипела жизнь. Но на поверхности это ничем не проявлялось: ни шума, ни запаха - ничего, кроме многих и многих километров колеблемой ветром дернистой луговины. Неискушенный путешественник, пройдя по берегу, чгак ничего бы и не заметил. Но когда родители буревестника возвращались, каждую ночь в небе слышались всплески миллионов крыльев, хотя сами птицы были невидимы. Просто их невидимое присутствие в воздухе и на земле ощущалось, когда они пробирались к своим норам. Приятно было думать, что пушистые серые птенцы, получающие сейчас корм из клювов своих родителей, всего через один - два месяца полетят через Японское море и еще дальше - на север.

Порою тишина нарушается. В скрабе слышатся странные шорохи. Лирохвост подражает разным звукам, крик олуши походит на шум спускаемой заржавевшей якорной цепи. Гилберт рассказал нам о синеклювой утке, издающей характерный "утробный" крик. Аборигены говорили, что голоса у нее нет и это крик ее сердца.

Я вспоминаю время, проведенное с друзьями на острове Фрейзер, расположенном невдалеке от берега Южного Квинсленда. Мы отправились туда взглянуть на тропические дождевые леса, которые, на мой взгляд (я не был в Бразилии), представляют собой одни из самых увлекательных лесов мира. Обычно, когда думаешь об Австралии, перед мысленным взором не возникают ни стройные высокие пальмы со свисающими с них лианами, ни орхидеи, растущие на влажных стволах огромных деревьев, ни смоковницы, ни тропические бабочки, яркими мазками расцвечивающие царящий внизу зеленый полумрак. И однако, все это здесь было. Днем мы опять вынырнули на солнце, проехали на машине вдоль океанской бухты и остановились у рыбацкой хижины, где предполагали заночевать. Волны Тихого океана непрестанно разбивались о берег, вокруг было много морских птиц, но больше ничто не нарушало вечерней тишины.

Я долго сидел на пороге хижины и, когда начало темнеть, увидел на фоне деревьев трех одичавших лошадей - одну белую и двух гнедых. Друг за другом они спокойно и невозмутимо двигались к бухте. Почуяв мой запах, остановились, увидели неподвижно сидящего человека, решили, что опасности нет, и двинулись дальше. Подойдя к воде, каждая из них грациозно приподняла переднюю ногу (одичавшие лошади обладают особой грацией) и стала рыть ямки в песке. Позднее я понял, зачем они это делали: им нравилась солоноватая вода, просачивавшаяся в ямках, но в данный момент мне казалось, что природа превращается в искусство: эти лошади, золотые в лучах заходящего солнца, напоминали скульптурные группы, виденные в Париже и Венеции.

Можно припомнить и многие другие картины, подобные описанным выше, однако, наверное, я окажу читателю большую услугу, если поделюсь мечтой о том, как бы я провел время в Австралии, обладая достаточной выносливостью и солидной суммой денег. В июле я высаживаюсь на севере, в Дарвине, и тотчас отправляюсь на автомобиле к болотам полуострова Арнхемленд, чтобы посмотреть тропических и перелетных птиц, диких буйволов и, может быть, познакомиться с оставшимися аборигенами. Затем я держу путь в "красный" центр континента за тысячи километров к югу, но необязательно в город Алис-Спрингс, а предпочтительно в пустыню, в частности в каменистую пустыню Стерт, где путника встречают белые солоноватые озера, красные песчаные гряды и неизменно синее небо. И еще раз посмотрю на птиц - на их неправдоподобное количество, разнообразие и необычайное оперение. Затем я разбиваю лагерь возле небольшой лужи в русле сухой реки, например в реке Купер, и каждый день на восходе и на закате солнца любуюсь великолепной цветовой гаммой. В августе, когда в Австралии еще стоит зима, я направляюсь на северо-восток к берегам тропического Квинсленда, а оттуда на лодке к коралловым островам Большого Барьерного рифа. Там к обеду ежедневно будет свежая рыба, и не раньше чем через неделю мои глаза устанут от сверкающих коралловых лабиринтов. Затем в сентябре, с приближением весны, я направляюсь на юг; останавливаюсь по дороге в каком-нибудь дождевом тропическом лесу, осматриваю с низко летящего самолета побережье, где на протяжении сотен километров заросли кустарника спускаются на скалистые мысы и к пустынным желто- песчаным бухтам, а волны Тихого океана медленно разбиваются о берег и зеленые брызги блестят и сверкают на солнце. В Новом Южном Уэльсе я посещаю овцеводческую и скотоводческую фермы в надежде увидеть там одного - двух кенгуру, а затем опять поворачиваю на юг к Виктории, где в таких заповедных местах, как остров Филлип и Маккензи за Мельбурном, могу встретить представителей дикой природы - коалу, утконоса, тюленей, пингвинов, пестрых попугаев и какаду. Октябрь застает меня на пути к западу, и я постараюсь совершить полет вдоль скалистого берега Большого Австралийского залива, куда с Южного полюса приходят ледяные волны Южного океана. Мое путешествие заканчивается среди дикорастущих цветов и гигантских лесов из эвкалипта разноцветного в Западной Австралии.

Это честолюбивое и до известной степени утомительное путешествие вполне себя оправдывает, но мало кому удавалось его совершить.

Еще одно короткое замечание о Новой Зеландии и островах южной части Тихого океана - Океании. Можно сказать, что то, чего не хватает в Австралии, есть в Новой Зеландии и на островах. Новая Зеландия, например, имеет свои вулканы, свои фьорды и большие горы, а на островах до сих пор еще сохраняются следы прошлой, довольно чистой культуры, существовавшей до появления европейцев. В отличие от аборигенов Австралии новозеландским маори удалось достигнуть сосуществования с европейцами. На островах с более теплым климатом и менее резкими очертаниями, где нет пустынь и широких пространств (кроме безбрежного океана), можно продолжать жить в соответствии с популярными легендами, бытующими в южной части Тихого океана. Северянину длительное пребывание на островах, возможно, покажется скучным, но более короткое посещение их тем не менее наполнено очарованием. У девушек до сих пор сохранился обычай украшать волосы цветами, от прежних времен остались обряды и танцы.