Дорин Тови - Появление Сесса

Однако даже в разгар этой волкофобии находи­лись люди, пытавшиеся отстаивать правду, иногда невольно. Например, человек, путешествовавший по западу Небраски, рассказывал, что как-то ночью, когда он спал под открытым небом, его разбудило потыкивание в грудь. Открыв глаза, он увидел, что рядом сидит волк и трогает его лапой, словно собака, старающаяся привлечь внимание хозяина. Он решил, что волк проверял, мертв ли он, прежде чем присту­пить к полуночному пиршеству. Но соль в том, что волк не бросился на него, а убежал, едва он припод­нялся с земли.

В течение многих лет постепенно было установ­лено, что волк никогда не нападает на человека, кро­ме тех случаев, когда он загнан в угол, но и тогда лишь в отчаянной попытке вырваться и убежать. Нет ни единого документально подтвержденного случая убийства волком человека в Северной Америке. Ве­роятно, если бы можно было установить истину, не нашлось бы таких случаев и в Европе.

Что до страха, будто волки нападают на детей, канадский ученый, изучавший волков в неволе, внес ясность и тут. Как-то раз любопытный малыш слу­чайно забрался в вольеру с волками. Никогда прежде не видевшими детей. Перепуганные взрослые броси­лись на выручку (в конце-то концов, и собака может укусить, если ее дергают за хвост) и увидели, что малыш весело кувыркается с волчатами, а волчица виляет хвостом и облизывает его, будто своего дете­ныша.

Опровергнуто и представление о волках как о сви­репых хищниках, убивающих других животных про­сто удовольствия ради. Волки убивают, только когда голодны, говорят современные наблюдатели, причем, гонясь за стадом карибу, нападают они на старых и увечных животных, которые отстают от стада, и на самых слабых среди молодняка. И ведь до конца зимы все их жертвы неизбежно погибли бы куда бо­лее мучительной смертью, а такое их истребление — это своего рода естественный отбор, обеспечиваю­щий здоровье всего стада. И кстати, все эти живот­ные прекрасно знают, когда волки выходят на охоту, и бегут от них лишь в этом случае. А в остальное время стая может пересечь долину, где пасутся кари­бу, и те разве что поднимут головы и проводят их ленивым взглядом.

Мы столько наслышались о волках от натуралис­тов в Джаспере! Например, что волки образуют суп­ружескую пару на всю жизнь, что они — заботливей­шие родители и что в каждой стае есть только одна супружеская пара — доминирующие самец и самка, которые и приносят наилучшее потомство; осталь­ные же оберегают волчат и добывают пищу.

Ну, вот мы и были готовы отправиться куда угод­но, лишь бы увидеть их.

К несчастью, сказал лесничий, шансов на это крайне мало. Теперь, когда их охраняют, волки на­чали размножаться, но в Парке их пока шесть-семь стай. Обитают они в самых глухих его уголках, так что туристы иногда видят их зимой, летом же — ни­когда. Опыт научил их держаться от людей подальше. Лучшее, что он может предложить,— ночную поездку на их территорию в надежде, что мы услышим их голоса. Наш проводник возьмет с собой запись воя другой стаи, и, если нам повезет, мы услышим, как они отвечают.

Мы отправились туда в субботу, день вообще до­стопамятный. Большую часть мы провели высоко в горах на озере Мал инь, где видели, как дикобраз об­грызал объявление о медведях: они взбираются на столбы и грызут доски, потому что краска кажется им очень вкусной. И еще видели семью, устроившую пикник на озере, и их кошку на длиннейшей веревке. (Объявления предупреждают и о том, что собаки и кошки ради их же безопасности должны оставаться на поводках в местах, отведенных для пикников, а брать их на лесные тропы строжайше воспрещается.) И наконец мы увидели первого барибала за эту по­ездку.

Увидели мы его на полянке, где целую вечность прятались в высокой траве в чаянии увидеть рысь, которая, по словам проводника, иногда посещала эту полянку. Обычно рыси сторонятся людей, но эта и внимания на них не обращает. Лишь несколько дней назад он рассказывал своей группе о лосях, так как они часто посещают озеро Малинь, и вдруг заметил, что его слушатели уставились на что-то позади него как завороженные. Обернулся, а позади него тропу переходит рысь! С полнейшей невозмутимостью. Ви­димо, она тут ходит к озеру, ну а раз люди занима­лись чем-то своим...

Однако рысь в этот день, видимо, гуляла где-то еще. Прошло два часа, нас съели комары, но она так и не появилась. Отчаявшись, я встала на ноги и огла­сила окрестности моей неподражаемой имитацией боевого клича сиамского кота. Дома наша парочка являлась на него бегом. Увы, ни одна рысь не отклик­нулась на этот вызов. Зато десяток сусликов выско­чили из норок, встали столбиками на своих дозорных холмиках и уставились на нас. А через минуту после того, как я умолкла, на поляну вышел медведь.

Суслики исчезли в норках, точно бильярдные шары в лузах. Ну а нам не потребовалось напомина­ний о подходящих деревьях. Мы оказались за ство­лом ближайшего, словно нас притянуло туда резин­кой. А я так уже вскинула ногу, примериваясь, дос­тану ли я до нижнего сука в случае надобности. При­няв эти меры предосторожности, мы затаили дыха­ние и начали наблюдать за медведем.

Он был очень крупный. Вероятно, самец, потому что медведицы обычно ходят с медвежатами. Вооб­ще-то барибалы бывают черными, но этот оказался темно-бурым с более светлой мордой мучнистого цвета. Если он заметил наше присутствие, то не по­дал и виду. А просто прошел через поляну особой медвежьей походкой вперевалку и абсолютно бес­шумно — вот так бесшумно в музыкальных паузах ступают по сцене балерины. Покачивая головой из стороны в сторону, он близоруко обозревал все вок­руг. Потом игриво прыгнул на что-то — возможно, суслик выглянул из норки. Короче говоря, он просто шел себе, но мы позади нашего дерева дышать не могли от возбуждения. Наш первый медведь в эту поездку! И встретили мы его не в машине! Заметь он нас, и мы взлетели бы на дерево быстрее белок.

А он даже не посмотрел на нас! Тем не менее всю дорогу до фургона мы без конца говорили о нем, и потом, спускаясь к шоссе Джаспер — Банф по кру­тому серпантину, на котором только тормоза испы­тывать, и все время, пока я готовила ужин на берегу озера Медисин. (Закат был великолепный, и мы ре­шили поесть, любуясь им, чтобы, когда вернемся в «Вапити», быть готовыми навестить волков.) Вот по­чему, поджаривая сосиски, глядя в окно на закат и обсуждая с Чарльзом медведя, я чуть не подожгла фургон.

Кастрюля сплюнула на сковородку, жир вспых­нул — и мгновение спустя по всей плите затанцевали языки пламени. Чарльз спас положение, накрыв ско­вороду крышкой от кастрюли. Из-за недостатка кис­лорода огонь погас. Однако несколько секунд ситуа­ция выглядела скверной — пламя уже тянулось к за­навеске над мойкой. Вот почему, когда волчья экс­педиция выехала из «Вапити» в одиннадцать вечера, наш фургон замыкал кортеж. Мы впервые ехали в нем в темноте, и Чарльз сказал, что предпочтет, что­бы никто не сидел у него на хвосте. Фургон ведь не наша собственность. А я чуть было его не подожгла. Но он хотел бы вернуть его в целости и сохранности.