Эдуард Овечкин - Акулы из стали

Ознакомительный фрагмент

Ну это я немного отвлёкся. Накануне 23 февраля замполит, обычно, подходил к командиру и говорил:

– Александр Сергеевич, скоро 23 февраля, надо бы строевую песню потренировать.

– Станислав Анатольевич, – обычно отвечал ему командир, – идите на хуй, видите же, что мы заняты.

И продолжал отрабатывать нанесение точечных ракетных ударов по городам и военно-морским базам США. Станислав Анатольевич был хорошим замполитом, он был не из настоящих, а из ВМУРЭ Попова и поэтому мы его даже уважали. Он был настойчив в своих попытках помочь нам избежать очередного позора: распечатывал текст строевой песни на двести листочков и лично разносил каждому. Офицерам говорил:

– Выучите текст строевой песни, ну вы же – офицер!

Мичманам говорил:

– Хоть припев выучи и рот открывай, когда в строю идти будешь

Матросам:

– Кто будет орать громче всех, того в отпуск лично отправлю в следующем месяце!

Матросы знали, что он врал, но делали удивлённые глаза и обещали порвать всех мощью своих лёгких. Но матросов у нас было мало, поэтому от их ора ничего не менялось.

А ещё за лучшее прохождение с песней был приз – большой торт. На нём обычно рисовали чёрным кремом большой половой член, как символ. Торт с утра ставили перед трибуной на столе, чтоб все мы им любовались и булькали слюной, перемещаясь кучками на задворки улицы Колышкина, где из нас формировали колонны. Возле стола обычно дежурили парочка мичманов из тыловой службы с красными, как свекла лицами. С красными потому, что мимо них проходило на построение несколько сотен человек-подводников и каждый второй считал своим долгом спросить:

– Ой, а зачем вы хуй на торте нарисовали?

Хамить в ответ офицерам не положено – субординация и всё такое, поэтому тыловики покорно отвечали:

– Это не хуй, это подводная лодка

– АААХАХА, подводная лодка!!! – ржала группа офицеров отходя и уступая место следующей группе.

Мы кучковались во дворах, ожидая какого-нибудь высокое начальство, которое, по флотской традиции, должно было опоздать минимум минут на сорок, потихоньку выпивали, занюхивая шинелями и строили планы на вечер. Потом, во главе с оркестром проходили строем по площади и пели. Боже, как мы пели! Это не передать словами – это надо ощутить хотя бы один раз. Всего проходило порядка 30-40 строёв и пели две классические строевые песни: "И тогда вода нам как земля" или "И пусть качает". В конкурсе всегда побеждали морпехи из Керкинеской бригады морской пехоты – они проходили первыми и потом корчились от смеха и катались по земле, держась за животы, когда шли подводники. Их командир, какой-нибудь моложавый майор, подбегал в конце праздника к нашему капитану 1 ранга и спрашивал:

– Тащ капитан 1 ранга, а вы же с Акулы?

– С Акулы.

– Тащ капитан 1 ранга, а можно на экскурсию?

– Можно. Погоди, куда побежал, – торт-то неси.

– Вот видишь, – говорил потом командир замполиту – мы же из стратегической части, значит и мыслить надо стра-те-ги-чес-ки. А ты – давайте песню выучим: слабак.

А праздник мы себе ежегодно устраивали летом. Собирались всем экипажем (человек 100 за минусом вахты выходило) и вместе с жёнами, детьми и домашними животными уходили в сопки, где съедали несколько свиней, выпивали множество разнообразного алкоголя и с упоением танцевали, под удивлённые взгляды диких росомах.

Хлеб

Меня тут многие про кормёжку на подводных лодках спрашивают. Про всё в одном посте написать, конечно, сложно и практически невозможно. Например, как я не буду описывать, вы всё равно не поймёте вкус еды, приготовленной на воде двойной дистилляции. Это просто невозможно понять. Когда лодка собирается в поход на два-три месяца, то еду на неё загружают несколько дней (20-30 КАМАЗов, примерно) и распихивают где только можно. особо ценную и скоропортящуюся в специальные холодильные камеры, остальную – где найдут свободное место, то есть везде. Поэтому сегодня я расскажу вам одну историю про хлеб.

Хлеб на подводной лодке – особенный. Его сначала выпекают, потом обезвоживают парами спирта в специальных камерах и упаковывают вакуумом в целлофановые упаковки. Из обычных нарезных батонов и "кирпичиков" чёрного получаются такие деревянные, отдающие спиртом поленца. Перед подачей его пилят, смачивают водой и греют в духовке. Скажу я вам, что такого вкусного хлеба, который в итоге получается, вы не пробовали нигде и никогда. Все ваши французские багеты "прямо из печи" просто нервно курят в сторонке.

Дело было в первой моей автономке. Недели через три, мы как-то начали замечать, что порции хлеба на столах резко уменьшаются. На все гневные вопросы интендант Лёня делал вид, что очень занят и срочно убегал. В итоге вообще однажды на столах мы с удивлением обнаружили полусырае, бесформенные куски теста, гордо выдаваемые камбузными крысами за хлеб собственного приготовления. Естественно, командира попросили разобраться, что за нах твориться.

Мизансцена такова: пол двенадцатого ночи (вообще, конечно, время на подводной лодке вещь довольно относительная, но было именно так). В центральном посту командир за вахтенного офицера (спит в командирском кресле, положив нос в нагрудный карман), командир дивизиона живучести Антоныч (самый старый и опытный офицер на корабле: от матроса до капитана 3 ранга дослужился) за вахтенного механика и Эдуард – командир группы автоматики общекорабельных систем за оператора пульта общекорабельных систем. Всякие там штурмана, связисты и прочие бесполезные люди сидят по рубкам, хер знает чем занимаются и поэтому в действии участия не принимают.

Командир вызывает к себе интенданта Лёню на разборки. Лёня весь такой красивый и с белым полотенцем на руке прибегает со стаканом чая для командира.

– Лёня, – бубнит командир из кармана, – что за хуйня происходит?

– У нас всё нормально, тащ командир, – блестит слезой в голубом глазу Лёня, – работаем по плану.

– По плану, -похрапывает командир, – это хорошо. Где хлеб, Лёня?

– Так эта, тащ командир, он эта, того, в общем-то. Кончился.- выдохнул Лёня.

Командир даже проснулся. Он посмотрел на Лёню маленькими красными глазками (они у всех подводников такие в первый месяц плавания) и тихонечко, почти шёпотом спросил:

– Лёня, ты что дебил?

Лёня даже открыл рот, чтобы что-то ответить, но не успел, так как вынужден был увернуться от брошенного в него стакана с чаем.

– Лёня, – уже …громко говорил командир, – а чем мне двести человек кормить два месяца ещё!? Сиськой твоей!? Да если бы сейчас была война я бы, блять, тебя на кормовом ЭПРОНе расстрелял при первом же всплытии!

– Пропади с глаз моих, нежить, – орал он Лёне в девятнадцатый отсек, через который тот бежал в седьмой на свой камбуз.