Вальтер Скотт - Кенилворт

Выскользнуть из дома или из сада не представляло затруднений — нужно было только пройти незамеченными. Энтони Фостер привык относиться к своей дочери с таким почтением, с каким закоренелый грешник смотрит на своего ангела-хранителя, который, невзирая на его преступления, продолжает витать над ним, и потому доверял ей беспредельно. Днем Дженет делала все, что хотела; у нее был ключ от боковой калитки парка, так что она могла уходить когда вздумается в деревню по хозяйственным делам, которые полностью были доверены ей, и посещать богослужения своей секты. Правда, такая свобода была предоставлена дочери Фостера под строжайшим условием, что она не злоупотребит этими привилегиями и вообще не сделает ничего, что могло бы помочь графине избавиться от плена, так как в последнее время та начала выказывать нетерпение и недовольство ограничениями, которым ее подвергали. И если бы не ужасные подозрения, вызванные разыгравшейся этим вечером сценой, Дженет, конечно, никогда бы не нарушила свое слово и не обманула доверия отца. Однако события, свидетельницей которых она оказалась, не только оправдывали ее, но и настоятельно требовали, чтобы она прежде всего позаботилась о спасении своей госпожи, оставив в стороне все остальные соображения.

Беглянка и ее проводница торопливыми шагами пробирались по запущенной, неровной тропинке. Тропинка эта некогда была аллеей, а теперь ее затемняли ветви разросшихся деревьев, переплетавшиеся над головой, и только обманчивый, неверный свет луны проникал сквозь листву. Дорогу то и дело преграждали срубленные деревья или большие сучья, валявшиеся на земле в ожидании, когда время превратит их в хворост и валежник. Неудобства и трудности, вызванные этими препятствиями, чрезвычайная поспешность, с которой они одолели первую часть пути, томительные чувства надежды и страха настолько подорвали силы графини, что Дженет предложила остановиться на несколько минут, чтобы перевести дух и собраться с силами. В молчании расположились они под сенью гигантского старого, искривленного дуба и невольно оглянулись на покинутый ими дом, длинный темный фасад которого виднелся в сумрачной дали. Многочисленные трубы, башня и часы возвышались над линией крыши и четко вырисовывались на фоне чистой синевы летнего неба.

Только один огонек мерцал в этой темной громаде, но он был расположен так низко, что, казалось, скорее выходил из-под земли, чем из какого-либо окна. Графиню охватил ужас.

— Они преследуют нас! — прошептала она, указывая Дженет на испугавший ее огонек.

Но Дженет, менее взволнованная, чем ее госпожа, заметила, что свет неподвижен, и шепотом объяснила графине, что он исходит из уединенной кельи, где алхимик занимается своими таинственными опытами.

— Он из тех людей, — добавила она, — которые бодрствуют по ночам и строят козни. Злой рок привел сюда этого человека; своими путаными речами о земном богатстве и о неземном или сверхчеловеческом познании он окончательно покорил моего бедного отца. Правду говорил добрый мистер Холдфорт, намекая на нас и желая, чтобы мы извлекли из его слов практическую пользу: «Есть такие — и имя им легион, кто, подобно нечестивому Ахаву, охотнее прислушивается к вымыслам лжепророка Седекии, чем к словам того, чьими устами глаголет господь». И он прибавил еще: «О братья мои! И среди вас есть немало таких Седекии — людей, которые обещают вам свет земного знания, если вы отречетесь ради них от божественного откровения. Чем они лучше тирана Нааса, который требовал, чтобы каждый его подданный отдавал ему свой правый глаз?» И еще он говорил…

Неизвестно, как долго могла бы прелестная пуританка вспоминать рассуждения мистера Холдфорта, если бы графиня не перебила ее и не сказала, что достаточно оправилась и может дойти до калитки, не нуждаясь в новой передышке.

Они двинулись дальше и преодолели вторую часть пути с меньшей поспешностью и, конечно, более легко, чем первую. Это дало им время для размышлений, и теперь Дженет в первый раз рискнула спросить свою госпожу, куда она думает отправиться. Не получив немедленного ответа — так как графиня в смятении, возможно, еще не успела обдумать этого существенного вопроса, — Дженет отважилась добавить:

— Вероятно, в дом вашего отца, где вы будете в безопасности и под надежной защитой?

— Нет, Дженет, — грустно ответила графиня. — Я покинула Лидкот-холл, когда совесть моя была чиста, а имя незапятнано. Я не вернусь туда, пока разрешение милорда и публичное признание нашего брака не введут меня в родной дом с тем титулом и с теми почестями, на которые он дал мне право.

— Но куда же в таком случае вы отправитесь, госпожа?

— В Кенилворт, милая, — решительно и спокойно ответила графиня. — Я увижу эти празднества — эти великолепные празднества, подготовка к которым заставляет гудеть всю страну от края и до края. Мне кажется, что, когда королеву Англии чествуют в доме моего супруга, графиня Лестер не окажется незваной гостьей.

— Молю бога, чтобы вы оказались желанной гостьей! — вырвалось у Дженет.

— Ты злоупотребляешь моим положением, Дженет, — сердито сказала графиня, — и забываешь свое собственное.

— Я не грешу ни тем, ни другим, моя дорогая госпожа, — возразила огорченная девушка. — Но разве вы забыли, что благородный граф дал такой строгий наказ держать в тайне ваш брак именно для того, чтобы сохранить милость королевы? И вы можете думать, что ваше внезапное появление в его замке при таком положении дел и в присутствии королевы будет ему приятно?

— Ты полагаешь, я опозорю его? Нет, оставь мою руку, я обойдусь без твоей помощи и без твоих советов.

— Не сердитесь на меня, миледи, — кротко ответила Дженет, — позвольте мне все же поддержать вас: дорога плохая, а вы не привыкли ходить в темноте.

— Если ты считаешь меня способной унизить моего супруга, — тем же раздраженным тоном продолжала графиня, — значит, ты полагаешь, что лорд Лестер причастен к подлым проделкам твоего отца и Варни или, быть может, что они действуют по его приказу? Погоди, я обо всем расскажу моему доброму графу!

— Ради бога, миледи, когда будете жаловаться, пощадите моего отца! Пусть мои услуги, как бы скромны они ни были, послужат искуплением его вины!

— Было бы верхом несправедливости, милая Дженет, если бы я поступила иначе, — ответила графиня, с прежней нежностью и доверчивостью обращаясь к своей верной наперснице. — Нет, Дженет, ни единым словом я не хочу повредить твоему отцу. Но ты видишь, дорогая, я горю одним желанием — отдаться под защиту моего супруга. Я покинула жилище, куда была заточена им, только из-за низости окружавших меня людей, но ни в чем другом я не нарушу его приказаний. Я обращусь только к нему одному, только он один защитит меня. Никому без его согласия я не открыла и не открою тайну союза, сочетавшего наши сердца и наши судьбы. Я увижу его и из его собственных уст получу приказ, как мне вести себя дальше. Не возражай против моего решения, Дженет, ты только укрепишь меня в нем. Скажу тебе правду: я решила узнать свою участь немедленно, и притом из уст своего супруга; и самый верный путь достичь моей цели — это разыскать его в Кенилворте.