Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн

по крайней мере в сравнении с британцами и американцами. В 1968 году более четверти считали, что конфликт между различными группами интересов наносит ущерб интересам общества. Парламентская оппозиция должна была поддерживать, а не критиковать правительство, не говоря уже о том, чтобы свергнуть его. Насилие, которое полиция применяла против демонстрантов, осуждалось больше, чем в Великобритании, Франции или Соединенных Штатах. Но в то же время немцам все еще было трудно мириться с различиями, и они были скорее готовы пожертвовать свободой слова, если общественный порядок оказывается под угрозой48. Почти каждый третий немец считал, что если существует угроза общественному порядку, граждан можно лишить права на забастовки и демонстрации49. В своих сочинениях молодые сержанты бундесвера беспокоились о торжестве “массового” сознания, которое наступит, если демократия не сумеет воспитать новую политическую элиту50.

Таким образом, к концу 1960-х годов демократия демонстрировала впечатляющую стабильность. Вряд ли хоть кто-то хотел ее снести. Парламент, партии и выборы были в безопасности. Однако не все демократические привычки и ценности уже устоялись. Значительное количество жителей с подозрением относилось к многообразию и критике, а это, в свою очередь, отражало низкую оценку достоинства, прав и свобод своих сограждан.

Два события конца 1960-х годов пролили тревожный свет на то, что есть значительное меньшинство, не затронутое демократическим духом конституции. В 1969 году в маленьком городке несколькими выстрелами был убит служащий, и, рассказывая о случившемся, СМИ не стали разглашать имена причастных. Не имея никаких данных, за исключением того, что убийца, вероятно, был одет в черный анорак, полиция обратилась за помощью к общественности. Более семисот человек поделились своими подозрениями. Одни обвиняли соседа, который носил модную одежду и слишком много пил, коллегу, который “четыре раза просил аванс, потому что был таким расточительным”, молодого человека, игравшего на гитаре в “дикой” группе, и двух “парней”, которые выглядели “как итальянцы или испанцы” и имели “лица висельников”. Другие доносили в полицию на местного пекаря, потому что он был членом стрелкового клуба; на подростка, который семь лет назад швырял бутылки в их дом; на помощника лесника, у которого был дядя-коммунист; на водителя грузовика, который прогуливал работу и, следовательно, был “человеком, способным на все”; на людей в грязных ботинках или дырявых свитерах и на многих других, чей образ жизни отклонялся от норм приличия и порядка. Судя по всему, от дорогой одежды, средиземноморской внешности и недостаточной бережливости было рукой подать до убийства. Некоторым из подозреваемых пришлось доказывать свою невиновность в полиции51.

Два года спустя, в 1971 году, садисту и серийному убийце, который недалеко от Вупперталя после издевательств над четырьмя мальчиками убил их и который был несовершеннолетним на момент совершения преступления, пожизненное заключение заменили десятью годами в психиатрической клинике. Дело вызвало общественный резонанс. Сотни граждан написали письма с призывом к смертной казни, которая была отменена Основным законом, но применялась в ГДР. Мужчину следует “связать… и подвергнуть пыткам”, потребовал один из авторов письма. “При Гитлере таких вещей не случалось”, – написал другой52. Некоторые напоминали о газовой камере или по крайней мере о концлагере. Почти никто не проявил уважения к правам убийцы (несмотря на его возраст), его психическому состоянию и травмирующему опыту: приемные родители держали его в зарешеченной подвальной комнате, опасаясь, что в противном случае он узнает, что он не их биологический ребенок. При первоначальном рассмотрении дела эксперты признали его compos mentis (вменяемым), и потребовалась юридическая битва, чтобы установить его ограниченную ответственность. В конце концов серийный убийца, женившийся на медсестре, умер в 1976 году от передозировки анестетиков в ходе хирургической кастрации.

Федеративная Республика была либеральной демократией с нелиберальными элементами не в меньшей степени, чем старые демократии, такие как США и Франция.

Принимая государство на себя

“Иисус воскрес, счастье и благодарность сопровождают этот день; произошла революция, решающая революция в мировой истории, революция мира через все преодолевающую любовь”53. Автором этой дневниковой записи на Пасху 1963 года был Руди Дучке, лидер студенческого восстания 1968 года в Германии. Пацифист Дучке родился в 1940 году, вырос в Восточной Германии и переехал в Западный Берлин в августе 1961 года, незадолго до возведения стены. С 1965 года он организовывал протесты против войны во Вьетнаме, империализма и двуглавого монстра капитализма-фашизма. Следуя по стопам Иисуса, он хотел революции в этом мире, а не в ином. 11 апреля 1968 года Дучке выстрелил в голову молодой разнорабочий, у которого в руке была газета, пропагандирующая правые взгляды. Дучке умер одиннадцать лет спустя от повреждения мозга, всего в тридцать девять лет. Позже выяснилось, что нападавший контактировал с неонацистами.

1968 год стал транснациональным явлением. Повсюду студенты видели себя участниками глобальной борьбы против капитализма и колониализма. В Германии было значительное сообщество студентов из Ирана, Египта и Анголы, которые вовлекали своих сверстников в протесты против иностранных диктаторов, таких как Моиз Чомбе из Конго и шах Ирана, во время их визитов в Бонн и Западный Берлин в 1960-е годы54. Вьетнам не был где-то далеко – он тоже был в Германии. Дучке перевел статью “Послание народам мира” (1966) Эрнесто Че Гевары, который в то время обучал партизан в Конго. Однако Берлин не был Парижем или Беркли55.

Как ясно показывают записи в дневнике Дучке, протестантизм придавал студенческой борьбе особый нравственный пыл. Ульрике Майнхоф, которая в 1969 году обменяла свое перо журналиста на бомбы террористической “Фракции Красной армии” (RAF), запомнилась однокурснице как девушка-протестантка, слушающая магнитофон и молящаяся перед обедом56. Они искренне верили в нравственную чистоту и в то, что освобождение человечества близко и зависит от каждого из них. Студенческие радикалы переняли политику совести, разработанную в движении за мир (Майнхоф начала свою деятельность с протеста против ядерного оружия), и довели ее до крайности: для преодоления насилия во всех его проявлениях насильственное сопротивление было необходимо и оправдано. Атака на власть была тотальной. Прогрессивный Юрген Хабермас почувствовал “левый фашизм” и дистанцировался от радикалов, в то время как консервативный мыслитель Арнольд Гелен критиковал их “гиперморальность”. Оба были правы. Помимо коммунистических утопий Маркса и Мао, радикалов можно также отнести к более давней традиции протестантских фанатиков XVI века и милленаристов, веривших, что они могут избавить этот мир от государства и власти и возвестить Царство Божие на земле57.

К идее конфликта поколений следует относиться с большой долей скептицизма. Протестующие составляли лишь небольшую часть в своей возрастной группе. В демонстрации против визита шаха в Берлин 2 июня 1967 года,