Тигран Великий - Тигрис Рафаэль

По этому поводу умудрённый волхв знал множество ухищрений, которые придумало человечество ещё со времён сооружения гробниц фараонов и мы, естественно, не преминули ими воспользоваться.

Вместе с Тиграном Великим ушла целая эпоха. Эпоха, когда Армения была по настоящему великой и могущественной, и только существование империи, не терпящей иной гегемонии, смогло сломить её мощь.

Предательство Меружана, казнь Петрония, болезнь и смерть Сати, кончина Мецна, – всё это не могло не отразиться на мне. Я стал угрюм и нелюдим. Безмерная тоска охватила меня, и я впал в уныние.

Гибель Лии и жажда отмщения заставили меня отправиться в долгий путь. Я остался верен клятве, которую дал на могиле любимой, и теперь мог со спокойной совестью возвращаться обратно.

Проснувшись в одно весеннее утро, я понял, что более не могу оставаться в Эдессе. Я решил уехать отсюда навсегда. Этому решению способствовало то обстоятельство, что, согласно дарственной, составленной Мецном, после его смерти дом уже не являлся моей собственностью.

– И кто сейчас владелец этого дома? – спросил Бальтазар.

– Скорее всего, ты, – ответил я.

– Каким образом? – изумился мудрец.

– Очень просто – согласно воле царя, после его смерти дом превращается в университет и ты, его основатель, остаёшься здесь навсегда. Видишь, насколько прозорлив оказался Мецн.

Бальтазар после некоторых раздумий сказал:

– Ладно, пускай будет университет. Но что тебе мешает остаться здесь уже в качестве учёного мужа?

– Не уговаривай меня, Бальтазар. И потом, ты сам мне предрёк подобный исход.

– Не припомню ничего подобного, – возразил волхв.

– А разве не твои это слова – «когда великий царь опустит голову и укажет тебе обратный путь». Радуйся, твоё пророчество сбылось, мудрец!

Бальтазар опустил голову и более не спорил, наверное, впервые в жизни пожалев о сбывшемся предсказании.

– Ты намерен вернуться в Иерусалим?

– Да. Мои корни, там. Это для тебя всюду небо одинаково, а мне предстоит построить дом и вырастить дочь. А ты оставайся, следи за звёздами, получай письма от волхвов и создавай университет, о котором так мечтал наш царь.

– Ладно, – согласился мудрец, – поступай как знаешь. Но обещай мне, когда в твою дверь постучится волхв и попросит пристанища, не гнать его, приютить и дать кров.

– А разве такое может случиться? – удивился я.

– Может! – ответил тот пророческим тоном, внимательно всматриваясь в мой медальон, – Если не с тобою, то с твоими потомками.

Это была наша последняя беседа.

В покоях Мецна я обнаружил грамоту, подписанную самим Гнеем Помпеем, где указывалось, что царю Армении, другу и союзнику Рима, даруется в вечное пользование земля в черте любого подвассального города империи. Подобными грамотами Рим задабривал союзников, создавая иллюзию незыблемой дружбы и добрососедства.

Ранним весенним утром я вместе с маленькой Сати навсегда покинул Эдессу.

Прошло четырнадцать лет с тех пор, как я покинул Иерусалим. Я выехал оттуда малоопытным юнцом, а возвращался богатым и знатным лекарем, умудрённый жизненным опытом.

К тому времени Иудея окончательно стала римской провинцией с латинским прокуратором во главе. Власть Маккавеев канула в вечность, а вместе с нею и все антиэллинистические запреты. В городе стали резать свинину и поклоняться римским Богам. Однако власть верховных жрецов Иерусалимского храма была настолько сильна, что без неё управлять страной было невозможно. Вера в одного Бога – вот что продолжало скреплять воедино народ Иудеи.

Увы, я не застал своего учителя. Лекарь Мафусаил умер задолго до моего возвращения, а дом его достался родственникам жены, и хотя я не имел никаких прав на него, однако в глубине души очень сожалел, что отныне там не будут готовить снадобья и лечить людей.

Грамота Помпея возымела сильный эффект. Римские власти с уважением отнеслись ко мне, и я выбрал землю под строительство дома рядом с Большим Иерусалимским храмом.

Исчерпав в юности всю страсть к путешествиям и авантюрам, я безвыездно прожил в этом доме до глубокой старости, полностью посвятив себя врачеванию. Всё это время я ни на минуту не забывал о том, что и земля, дарованная Помпеем, и дом, построенный на золото царя Тиграна, являются собственностью страны армянской. Эту мысль я неоднократно озвучивал, дабы все знали, что любой достойный пришелец из Армении имеет право воспользоваться этим пристанищем.

Маленькая Сати подросла под присмотром скромной служанки, которую я нанял из племени итурейцев.

Потеряв в юности двух дорогих мне особ, я долго не решался сблизиться ещё с кем-либо, однако доброе сердце служанки растопило мою тоску, и я отдал ей частицу себя. К сожалению, этот любовный союз был, как это не раз случалось в моей жизни, отвергнут небом. Бедная женщина не перенесла тяжёлую участь рождения двойни, оставив меня одного с двумя новорождёнными сыновьями, и вскоре Сати пришлось заменить мать своим братьям.

На золото царя Тиграна я построил за городом приют для прокаженных. Это было не ветхое похожее на тюрьму пристанище для отверженных, какие существовали доныне, а вполне благоустроенная обитель, где были все условия для нормального существования. Внешне он напоминал храм богини Анаит в Тигранакерте. Сам я часто туда наведывался и подбадривал этих несчастных, дабы они не теряли надежду на выздоровление. Их кормили и выхаживали на мои средства. Излишне говорить, что всё это я делал, отдавая дань памяти моей возлюбленной Сати. И не только ей. Место для приюта было выбрано очень символично. Здесь римляне распяли Лию, здесь мы её похоронили. Именно это место считалось точкой отсчёта моих похождений.

Однако, очень скоро я стал замечать что прокаженные, вместо того чтобы благодарить судьбу, стали вести себя нагло и вызывающе. Кончилось это тем, что они однажды избили сторожа, разгромили приют и убежали на все четыре стороны. Властям Иерусалима пришлось потом с большим трудом их вновь отлавливать и помещать, на сей раз, в условия близкие к тюремным. После этого я, крайне разочарованный в любой благотворительности, продал приют римлянам, которые превратили его в храм Юпитера.

Увы, человек способен оценивать собственное благо лишь тогда, когда его лишается! Способен ли он бескорыстно полюбить ближнего? А может, пророчество Бальтазара о скором рождении царя милосердия – лишь миф, плод воображения волхвов?

Отовсюду приходили удручающие новости. Я узнал, что царя Артавазда коварно заманили в Египет и умертвили. Царь парфян Ород не смог подавить гордыню и в приступе зависти к удачливому полководцу Сурену велел казнить его. После этого военная мощь Парфии сразу пошла на убыль, и Рим вновь пошёл на неё войной. В самом Риме у порога Сената знатные патриции зарезали Юлия Цезаря «отца отечества», который в своё время уничтожил