Прометей № 1 - Альманах Российский колокол

произведений настоящего искусства, конечно, они есть, но «благодаря» диктатуре рынка и капитала, они так и не могут стать феноменом культуры, тем более – всемирной, так и оставаясь заблокированными в узко-художественном пространстве, которое в свою очередь жестко подчинено отношениям купли-продажи. Кстати, эта тенденция усиления диктатуры рыночного тоталитаризма в сфере культуры имеет место сегодня и в современной России, чему автор посвятил ряд своих статей[395].

В-третьих, Союз писателей, несмотря на правоту некоторых литераторов, создал образ той коллективной силы, которая задействовала весь свой арсенал в борьбе с отдельным человеком. Уже само это соотношение сил не могло упрочить авторитет этой организации на тот период как субъекта, способного, не отходя от своих принципов, тем не менее конструктивно, а значит диалектически решать такие вопросы.

В-четвертых, вся история с романом объективно стала одним из факторов трагедии скоротечного ухода из жизни Пастернака.

Возможен ли был иной ход развития этой истории с романом «Доктор Живаго»? Автор не вправе давать какие-либо рекомендации, тем более, задним числом, но напомнить об одной закономерности все-таки хотелось бы. Культурные и политические практики первых лет революционной России показывают, что, кто первым схватывает общественное противоречие и берется его диалектически разрешать, тот, как правило, выигрывает и идейно, и политически. Вот один из примеров такой большевистской диалектики в борьбе с контрреволюционными силами в культуре.

Когда Ленин прочитал сборник рассказов А. Аверченко «Дюжина ножей в спину революции» (Париж, 1921), он в своей рецензии написал следующее: «Это – книжка озлобленного почти до умопомрачения белогвардейца Аркадия Аверченко… Интересно наблюдать, как до кипения дошедшая ненависть вызвала и замечательно сильные и замечательно слабые места этой высокоталантливой книжки. …. Огнем пышущая ненависть делает рассказы Аверченко иногда – и большей частью – яркими до поразительности. Некоторые рассказы, по-моему, заслуживают перепечатки. Талант надо поощрять»[396].

Особое значение этой рецензии В. И. Ленина состоит еще и в том, что она была написана в пору Гражданской войны, т. е. в период открытого и военного противоборства с врагами Революции. При этом надо учесть еще одно обстоятельство: еще раньше, в июне 1920 года книга рассказов «Дюжина ножей в спину революции» впервые была опубликована в Симферополе, в типографии газеты «Таврический голос», причем, тираж был отпечатан на деньги Белой Армии[397].

Советская литературная общественность

Кроме того, в истории «Доктора Живаго» было еще одно действующее лицо – это советская литературная общественность. Какова была ее роль в противоборстве тех, кто выступал против Пастернака в связи с присуждением ему Нобелевской премии, и тех, кто придерживался нейтральной позиции? Это вопрос сложный и очень болезненный. Его лишь одним лишь оценочным подходом (кто прав – кто виноват) не осилить, хотя вопрос персональной ответственности с повестки истории не снимается. Не поднимая этого пласта – об этом много написано, подчеркнем лишь одно: история СССР – это история борьбы двух онтологических принципов бытия человека и общества: (1) творческого созидания коммунистического вектора развития на основе деятельностного освобождения общества и человека от власти разных сил отчуждения (автор это называет разотчуждением)[398] и (2) мещанского приспособления, в том числе к превратным формам советской реальности, например, партийному бюрократизму, подчиняющего живые токи общественного энтузиазма своему главному интересу – воспроизводству себя в системе властных отношений. Но к этому слою бюрократов нельзя относить всех партийных руководителей СССР: и среди них были настоящие коммунисты, которые были больше, чем управленцы, они были прежде всего субъектами как в деле созидания нового мира (красной линии СССР), так и в борьбе с мировым фашизмом.

Не об этом ли такие советские фильмы, как «Живые и мертвые» (реж. А.Столпер), «Чистое небо» (реж. Г.Чухрай), «Тишина» (В.Басов)? Противоречия общественного бытия человека в СССР в определенные периоды ее истории становились настолько острыми, что заставляли каждого определять свою позицию (автор это называет принципиальностью бытия), но не так, чтобы раз и навсегда – на все времена, а всякий раз при каждом конфликтном столкновении с реальностью. И самоопределяться в своей позиции надо было всякий раз в рамках этой жесткой альтернативы: либо включаться в общественно-необходимое дело во имя развития человека как творца истории и культуры, ибо это и есть суть социализма, либо конъюнктурно приспосабливаться к властным структурам с целью паразитирования на ее привилегиях.

Трагическая ситуация, вызванная идеологической кампанией против Пастернака, определялась не только личными поступками (или не-поступками) писателей, но и объективными противоречиями, как самого Союза писателей, так и его отношениями с властными структурами СССР.

Своей неразрешенностью эти противоречия давили на всех: и на правых, и неправых. Вот почему в ситуации, когда противоречия обострялись и проявлялись в форме конфликтов, даже представители хрущевского эшелона власти, выступившие с критикой сталинизма, в ситуации общественных конфликтов нередко прибегали к силовым и зачастую – нечистоплотным методам, отшлифованным еще сталинской бюрократией. Не была исключением и ситуация с Пастернаком, к которому применили административно-устрашающие меры: от исключения из Союза писателей до вызова к генеральному прокурору СССР и многое другое.

Бесспорно, что вся эта трагическая история с Пастернаком – самостоятельная страница в нашей истории, на которой противоречиями эпохи нанесены зарубки, которые ни мифологическим, ни постмодернистским и вообще интеллигентским сознанием считать не получится. Считать их возможно только в логике диалектики культуры и истории, которой владели большевики, а вот схоластам (и здесь уже не столь важно – левые они или правые) – это уже не под силу. Но либеральных интерпретаторов истории «Доктора Живаго» социально-этическое содержание зарубок не интересует, а вот зарубки как элемент культа – это другое дело.

Фетишизм персоналий в культуре: что за этим стоит

Так мы органично выходим на проблему навязчивого насаждения культов. Кажется и без этого их сегодня более чем достаточно: от субкультурных (как правило, с элементами коммерческого «андеграунда»), потребительских, компьютерных, спортивных, «художественных» и многих других. Тотальная коммерциализация всех общественных отношений приводит не только к сокращению пространства культуры и изменению ее смыслового предназначения, но к превращению ее в постмодернистскую систему самых разных видов культа (от Гарри Поттера, наушников айпода до Мадонны), в действительности, выполняющих роль идеологических гештальтов рыночной тотальности.

Но оставим «низкие» культы и поговорим о «высоких», т. е. связанных с именами высокого искусства, такими, как Ахматова, Булгаков, Пастернак, Мандельштам, Бродский, Гумилев.

Кстати, для сравнения приведем рейтинг обращений к этим же авторам, но уже в другом сообществе – сообществе Международного симпозиума, созванного факультетом словесности Женевского университета и Швейцарской Академией Славистики в 1978 г. Как видим, и место, и время – другое. Так вот, интерес данной международной литературной общественности к этим именам выстроил их уже в