Георг Борн - Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1

Когда герцогиня Бретейльская заперла, как обычно, дверь в свою комнату и в покои королевы-матери, шевалье д'Альберт ушел к себе и улегся в постель.

Древний замок Блоа погрузился во мрак и тишину. Слышались только тяжелые мерные шаги часовых да заунывная песня ветра, который к полуночи еще более усилился и нагнал тяжелые черные тучи. Полил сильный дождь и стало так холодно, что часовые не выдержали и спрятались под своды портала.

Ветер ревел и стонал между башнями замка, ломал сухие ветки, хлестал ледяными струями по окнам.

В звуках бури часовые не услышали стука колес и лошадиных копыт подъехавших карет.

Когда слуга д'Эпернона, проверив обстановку вокруг замка, доложил, что все благополучно и нет ничего подозрительного, герцог приказал взять привезенную лестницу и установить ее под угловым окном так, чтобы по ней удобно было спуститься в парк. Д'Эпернон хотел облегчить, по возможности, для королевы-матери трудный путь через окно. Разве можно было допустить, чтобы она, прыгая, бросилась в объятия мужчины?

Наконец окно отворили, и показалась герцогиня Бретейльская.

— Все идет отлично! — шепнул ей д'Эпернон. Герцогиня кивнула и снова исчезла.

Наступила решительная минута. Путь к бегству' был открыт, и следовало воспользоваться им тотчас же.

Герцогиня подставила к окну кресло и помогла королеве взойти сначала на него, потом на широкий подоконник. В ту же минуту герцог д'Эпернон сдернул с себя свой роскошный бархатный плащ и бросил его на деревянные ступеньки лестницы. Королева-мать оценила такую заботу и почтительность и начала осторожно спускаться. Герцогиня Бретейльская поддерживала ее сзади. Д'Эпернон предложил королеве руку. В это время появились несколько дворян, сопровождавших герцога в этом смелом предприятии, и почтительно раскланялись.

Мария Медичи ответила им молчаливым кивком и вместе с д'Эперноном и герцогиней прошла к приготовленной для нее карете.

Слуга герцога, захватив сто плащ, помог остальным дворянам сесть во вторую карету и на лошадей.

Был ровно час пополуночи, когда обе кареты в окружении вооруженных всадников выбрались из парка и с небывалой скоростью устремились на юг страны.

XXXII. ПОЖАР

Когда Жозефина выбежала из дома Ренарды и поспешила за угол к ожидавшей ее Магдалене, она убедилась, что Милон исполняет свое обещание не следить за ней. Увлекая подругу за собой, она торопливо рассказывала ей о своем визите:

— Я говорила с ним! — Он действительно очень добрый и благородный человек, этот мсье Милон, и сейчас же отправится со своими друзьями на помощь тому мушкетеру. Он обещал мне это!

— Значит, мы исполнили нашу обязанность. Пойдем теперь скорее на остров, я беспокоюсь как там Нарцисс…

— А меня мучает вещь, о которой я прежде не думала, — сказала Белая голубка. — Мсье Милон говорил, что тем троим, поехавшим за тем мушкетером, грозит смерть. Хотя Жан и Поль — дурные люди, а все-таки они мне братья. Подумай только, Магдалена, что из этого всего выйдет! Ведь если их убьют, меня всю жизнь будет мучить совесть.

— Они поехали, чтобы сделать злое дело, Жозефина, и совесть стала бы мучить тебя тогда, если бы ты допустила смерть виконта д'Альби. Твои братья сами ведь знали, что рискуют в этом деле своими жизнями, потому-то и набрали с собою оружия. Поверь мне, мы с тобою не сделали ничего дурного. Самому Богу известно, что мы лишь исполнили свой долг.

— Мне тоже так думалось, теперь так тяжело на сердце от мысли, что братьев, может быть, убьют, и все из-за меня! Ты ведь знаешь, я не люблю их, иногда мне начинает казаться, что они мне вовсе и не братья — уж сколько раз молила я Бога простить мне это прегрешение, — а теперь мне кажется, что я приняла на душу еще больший грех.

— Да нет же, Жозефина! Ты, может быть, спасла жизнь человеку доброму и благородному, который при случае сам бросился спасать тебя! Успокойся, нам не в чем упрекать себя! — убеждала ее Магдалена.

— Мне ужасно хотелось бы последовать за ними, чтобы не допустить кровопролития.

— Что за мысли приходят тебе в голову, Жозефина, ну, что ты можешь там сделать! Сама говоришь, что мушкетеры должны ужасно торопиться, разве тебе за ними угнаться. Успокойся и будь уверена, что они великодушны. Надейся на Бога и знай, что он сам определит меру наказания тем, кто задумал этот разбой.

— Твоя правда, Магдалена, спасибо, ты меня успокоила! Я знаю, что мушкетеры добрые и великодушные люди, а мои братья имеют злой умысел, — согласилась Белая голубка, поспешая за Магдаленой.

Путь до улицы Лаферронери, разговор с Милоном и обратная дорога на остров заняли немало времени. Магдалена сильно беспокоилась о сыне, Жозефина, в свою очередь, старалась успокоить ее.

Когда они подошли к берегу, Магдалена пыталась разглядеть маленькую фигурку Нарцисса. На острове было тихо и пустынно. Это несколько успокоило ее, так как случись там какое-нибудь несчастье, заметно было бы оживление и хлопоты людей. Однако и Нарцисса не было видно. Магдалена ускорила шаги и быстро перешла по мосту на остров. Она поискала сына под деревьями, где он играл, когда они уходили, громко окликнула его. Ответа не было. Жозефина побежала в дом, чтобы расспросить отца. Пьер Гри отвечал, что не присматривал за мальчишкой и что, вероятно, он ушел в одну из комнат и там заснул.

Магдалена обыскала все комнаты ночлежного дома, в которые только мог проникнуть ребенок, звала его дрожащим от страха голосом, но Нарцисс исчез бесследно… Все неотвязнее ее преследовала мысль, что мальчик мог слишком близко подойти к воде и упасть в нее. Этот ребенок был единственной отрадой ее разбитой жизни, единственной надеждой, и теперь он исчез!

— О, Господи! Да сжалься же надо мною! — вскричала она, в отчаянии ломая руки. — И зачем только я ушла, зачем не взяла его с собою! Теперь его нет, нет…

Жозефина, разделяя ее горе и страх, также не могла понять, куда делся Нарцисс. Вместе с Магдаленой она обегала весь берег, надеясь найти хоть какой-нибудь его след, расспрашивала всех, кто оставался на острове, но никто не видел его, никто не мог сообщить им что-нибудь о мальчике.

Ужас несчастной матери возрастал с каждой минутой. С искаженным отчаянием лицом она бродила взад-вперед по острову, тысячи раз повторяя имя сына. Мысль о том, что он утонул, не оставляла ее. Она нашла лишь несколько пестрых камешков и занявших цветов, которыми он играл утром под деревьями.

Прошло немало мучительных часов, а она все еще не знала ничего наверняка. На острове не осталось местечка, которое Магдалена не обыскала бы самым тщательным образом.

Но вдруг в голове ее блеснула мысль, что, может быть, ее сына украли у нее точно также, как сама она однажды похитила его из дома судомойки. Но ведь она была мать, у нее было право материнского чувства.