Тигран Великий - Тигрис Рафаэль

– Знаешь Соломон! В твоих словах одна правда, и никто не смеет возражать. Но! Ты забыл, как злобно меня приняли армянские вояки, а потом хладнокровно отравили, чуть не отправив в царство теней. Ведь, согласись, не будь ты тогда расторопен, а я удачлив не было бы сейчас этого разговора. Я солдат, Соломон! Воевать – вот моя профессия и мне без разницы, на чьей стороне, лишь бы быть сытым и здоровым.

– Царь Тигран отправил тебя служить в Парфию, ты же вероломно перебежал обратно к римлянам. Зачем ты так поступил? – прервал я оправдания Петрония.

Тот задумался и некоторое время напряжённо молчал.

– Месть! – вдруг резко произнёс он, – вот чем я руководствовался, когда выехал за пределы Тигранакерта. Я понял, что если сейчас не убегу, то больше мне никогда не представиться возможность отомстить этому негодяю Баграту. Ведь не с Парфией собирался воевать Рим, а с царём Армении, приютившего у себя Митридата. Поверь мне, в том ущелье я руководствовался только чувством мести, а вовсе не желанием разгромить армянское войско. Я отомстил Баграту как воин воину на поле брани, заманив его в ловушку военной хитростью. Я не просто отомстил ему, но и доказал, что в нашей профессии я сильнее его.

– Чувство мести не может быть тебе оправданием. Ты нанёс вред человеку, который протянул тебе руку в трудную минуту, – ответил я, имея в виду Мецна.

– И который не смог или не захотел защитить меня. А ведь не ты ли, горя желанием отомстить за смерть возлюбленной, пошёл за армянским царём и стал его придворным лекарем? Не будь этого, ты бы сейчас остался в Иерусалиме, а не скитался по чуждым просторам. Поступки любого из нас диктуются личными интересами, и это вполне естественно.

– Да, ты прав, но есть ещё такие человеческие качества как верность и благодарность, честь и справедливость. Неужели в Риме про это не слыхали?

Юлиан слегка иронично улыбнулся.

– А хочешь, я скажу, отчего ты, бросив своего царя, очертя голову погнался за нами да ещё вдобавок угнал колесницу самого Митридата?

Я с удивлением посмотрел на бывшего центуриона, а теперь легата. Похоже, он нащупал моё больное место

– Ты ведь Крикса ищешь, не правда ли? Так знай же, Соломон, его здесь нет!

– Как это нет? Тогда где он?

– Не могу знать. Римская империя огромна.

Я разочаровано посмотрел на Петрония. Значит, зря я бросил царя и помчался вслед легионам.

– Скажи мне, Петроний, почему вы так спешно покинули лагерь, оставив небольшой отряд строителей на произвол судьбы? – спросил я.

– Это бывшие рабы, которые выполнили свою основную роль – построили нам дорогу назад. Воины они никудышные, и было бы неразумно брать с собой лишние ненужные рты. Это война, Соломон. Здесь одна цель – победа, и достичь её позволяется любыми средствами. Победителей не судят – так говорят в Риме.

Вскоре римское войско, миновав горный хребет Арарата, вышло на равнину, где стояла тёплая осенняя погода и ничто более не напоминало быстро наступающую зиму, которая так не нравилась легионерам.

Римляне принялись обустраивать военный лагерь. Они вырыли глубокий ров, соорудили защитный вал, возвели частокол, установили по углам башни с дозорами. Внутри лагеря выстроились прямые ряды шатров, между которыми свободно могли разъехаться несколько всадников. Шатры были из грубой кожи способные защитить обитателей как от палящего солнца, так и от ненастья. Для лошадей соорудили загоны и раздобыли достаточно сена. Сразу же к лагерю невесть откуда стали съезжаться купцы с провизией и прочим товаром. Между ними и римлянами началась бойкая торговля.

Я воочию наблюдал, как слаженно и умело действуют легионеры. Каждый хорошо знал круг своих обязанностей. Благодаря строгой дисциплине римляне переносили тяготы долгих переходов и одерживали победы над противником. Именно дисциплина вместе с высоким профессионализмом легионеров сделала Рим великой державой, простирающейся от берегов Иберийского полуострова до гор Армении.

Вскоре я настолько окреп, что мог уже свободно передвигаться, и хотя дыхание ещё было стесненно и порой случались приступы головокружения, однако это вовсе не мешало мне чувствовать себя в здравии.

Вот уж никогда бы не подумал, что буду запросто жить в римском лагере. Спать с ними в одной палатке, есть из одного котла. Не последнюю роль в этом сыграл Петроний. Его забота о моей персоне вытеснила все дурные мысли о плене. Никто из римлян даже намёком не посмел обмолвиться об этом. Наоборот, они давали понять, что относятся как к равному и уважают во мне лекаря, однажды спасшего жизнь их соратнику.

У римлян каждый седьмой день считался праздным. В этот день чествовали Бога Солнца и, подобно иудейскому шабаду, он был выходным.

В один из таких дней меня, вместе с легатами и преторами, пригласил в свою палатку сам Лукулл. Я раньше слыхал, что этот человек был большим гурманом, и потому предположил, что будет обильное застолье. Мои ожидания подтвердились. У входа в шатёр его повара жарили на вертеле сразу четырёх поросят, и аппетитный дым распространялся по всему лагерю.

Мы с Петронием зашли внутрь, и я увидел тучного человека с круглым заплывшим лицом. Его короткая стрижка, гладко выбритый толстый подбородок и белые одежды отнюдь не свидетельствовали что перед нами римский полководец, сумевший разбить огромную армию армян. Скорее, это был неженка-обжора, который с трудом переносил тяготы военного похода и мечтал лишь об одном – поскорее вернуться в родные пенаты. Так или иначе, но этот человек уже седьмой год вёл успешную войну на Востоке, сперва с Понтом, а затем с Арменией. Сумел разгромить и обратить в бегство царя Митридата, завоевать процветающий Тигранакерт и едва не покорил ещё одну столицу армян – Арташат. О количестве трофеев можно было только догадываться. В городах Понта и Армении римлянам доставались несметные богатства восточных правителей. Лукулл ещё был далеко от Рима, однако слава о его награбленных сокровищах уже достигла холмов Капитолия. Там его заранее объявили богатейшим человеком империи. Теперь многие в Риме рвались повторить восточный поход, и потому, как и водится в подобных случаях, у удачливого полководца появились завистники.

Моё внимание привлекли двое с учёной внешностью. Один из них постоянно делал записи в толстенной книге, второй пристально всматривался в окружающих.

– Кто эти люди? – спросил я Петрония.

– Тот, кто записывает – это биограф Лукулла. Зовут его Полибий. Он обязан фиксировать происходящие события на пергаменте. Имя второго – Сципион, это очень важная шишка в армии. Он военный психолог.

– Военный психолог? Что эта за профессия? – заинтересовался