Александр Старшинов - Центурион Траяна

Легионер в ответ изобразил подобие улыбки. Теперь он постоянно ожидал от Валенса подвоха. Приск был уверен, что вчерашнюю «тренировку» Валенс устроил исключительно ради того, чтобы вместе с остальными унизить соперника.

– Собирайся. Пойдем со мной – ты и Кука, – решил Валенс. – А впрочем, весь контуберний отпускаю повеселиться.

– Аве, Валенс, идущие на смерть приветствуют тебя! – завопил на радостях Малыш.

Легионеры собрались за несколько мгновений.

В канабе было тесно, людно и грязно. Хозяева, не имевшие денег на черепицу, крыли крыши дранкой, корой, соломой. Повсюду шум, гам, визг пил, грохот топоров, молотков, зубил. На самодельных лотках торговали всяким хламом. Какой-то парень, признавший в бронзовой посуде свое добро, вопил на всю улицу, призывая немедленно бежать за декурионом. Канализация была разрушена, и нечистоты сливались прямо по улицам. Сквозь вонь, однако, уже пробивался запах свежего хлеба и сосновой смолы, из черных зубьев развалин то там, то здесь радостно-охристым сияла новенькая кирпичная кладка.

Завидев центуриона в посеребренной лорике, гражданские расступались.

– Я бы воспользовался случаем и расширил форум, – сказал Приск, оглядываясь.

– Не тебе, парень, строить! Тебе пока что положено разрушать, – рассмеялся Валенс. – Пошли-ка к Урсу – там ведь у тебя теперь гнездышко?

Приск оглянулся. Друзья все куда-то испарились, и теперь Гай шагал дальше с Валенсом. Шли молча. Да и о чем было им говорить?

Дом Урса, как и многие дома в канабе, стоял без рам в окнах, с наскоро слаженной дверью взамен выбитой. Пахло пожаром и свежей древесиной – варвары порушили и сожгли деревянную лестницу, что вела на второй этаж, и ее только-только восстановили, чтобы Кориолле было где поселиться. Правда, двери у ее комнаты не было – имелась только кожаная занавеска.

Приска она приметила в окошко и тут же слетела вниз – во внутренний двор, где находилась мастерская Урса и где с утра до вечера звенели молотки да зубила – работы у камнереза и его помощников было невпроворот.

Приск обнял девушку и шепнул на ухо:

– К тебе потом загляну.

– Я уж заждалась… Надолго ты?

– До первой ночной.

– Тогда я побегу, куплю чего-нибудь. А то Прим с другими рабами Урса питается, а я с хозяевами за стол сажусь.

Она тут же крикнула старого раба (по завещанию были ей отцом отписаны трое, да после набега уцелел только Прим) и, накинув паллу, отправилась за снедью.

– Кому надгробие будем ваять? – спросил Урс деловито.

– Корнелию, старому другу.

– Тебе, Валенс, по прежней цене плиту уступлю. А то теперь мрамор против прежнего в два раза подорожал.

– На ячмень и овес цены тоже пошли вверх, – заметил Валенс.

– Все равно наше дело беспроигрышное… Работы у меня невпроворот, – заверил мастер надгробий.

Ну что ж, в этом никто и не сомневался.

– Отпусти младшего своего в легион, – сказал Валенс.

– Мал еще. Будет положенный возраст через два года – тогда и пойдет.

– Отпусти.

– Наплачешься с ним. – Урс помрачнел. – Я ему слово – он мне два в ответ.

– Подонок еще тот, – согласился Валенс. – Но я и не таких делал мягоньким, будто ушная мочка.

Внезапно разговор их был прерван. Наружная дверь распахнулась, и во внутренний двор стал влезать Малыш. Именно влезать – постепенно, как огромный корабль по узкому фарватеру – потому как тащил на себе дубовую дверь.

– Где ты ее взял? – изумился Приск.

– Купил! – отрезал Малыш.

Верзила, ничего более не сказав, полез по лестнице наверх, снял занавеску и тут же принялся прилаживать дверь на место – вбил в порог и притолоку крюки, навесил дубовую дверь и залюбовался. Ручка узорная, блестящая, решетка в верхней части бронзовая, всегда занавеску можно откинуть да поглядеть, кто стучится.

– Сдается мне, что это прежняя дверь в дом ликсы, – заметил Урс.

– Ничего не знаю, я ее за пять денариев купил, – заявил Малыш.

– Эй, где вы? – раздался окрик снизу.

Приск сбежал во двор и почти не удивился, увидев Тиресия и с ним двух носильщиков, всех в поту, потому как тащили они окованный металлом денежный сундук.

– Где покои Корнелии? – спросил Тиресий торжественно.

Приск махнул рукой наверх.

– Заноси! – приказал Тиресий.

И, наблюдая, как двое корячатся под непомерной тяжестью, хлопнул Гая по плечу:

– Ты же девчонке на все лето денег должен оставить, ну и копию завещания. Опять же вещички ценные у нее кое-какие должны быть. Так что сундук необходим.

– А я-то думал, ты сундук со всем содержимым принес, – отозвался Приск, пряча улыбку.

Следующим в дом Урса пожаловал Молчун, держа в одной руке бронзовый канделябр в виде виноградной лозы, а в другой – корзину с глиняными светильниками.

Канделябр он точно не крал – довольно тонко сработанную вещицу Приск видел в казарме: пока «славный контуберний» сражался в Малой Скифии, Молчун времени не терял, пропадал в мастерской. Каждый из легионеров в придачу к военной науке осваивал какое-нибудь дело. Приск все больше работал с камнем, осваивал различную кладку и в свободное время штудировал труды Витрувия[138] и Фронтина.[139] Водопровод, к примеру, он бы мог уже спроектировать без труда. А Молчун обожал металл.

Войдя, Молчун дернул подбородком в сторону Приска. После ранения он старался говорить реже прежнего. Впрочем, и без слов его жест был понятен.

– Комната Кориоллы наверху, – сказал Приск.

А сцена с подношениями продолжалась: пожаловали Кука с Луцием, волоча объемистый мешок. И наконец – Фламма. Этот, разумеется, с футляром для свитков.

Когда Кориолла вернулась, в комнатке было не протолкнуться от вещей. На кровати пышной горкой высились подушки, и поверх была накинута дорогая крашеная шерсть – подарки Куки и Луция.

Свиток же оказался «Искусством любви» Овидия.[140] Вручая его, Фламма сделался красен, будто подаренная Корнелии шерсть. Впрочем, она тоже покраснела, хотя и не так густо.

– Хорошая книга, – заметил с легким оттенком превосходства Приск. – Но, если надоест читать, можешь выскоблить пемзой пергамент и записывать на нем свои расходы.

– Я тоже хочу сделать подарок, – на пороге комнатки возник Валенс.

Положил на окованный металлом сундук кривой фракийский кинжал с костяной рукояткой.

– По закону Двенадцати таблиц[141] прелюбодея можно убить на месте. А любой мужчина в комнате одинокой женщины – прелюбодей.

И вышел.

Утром, отправляясь в караул, Приск и Кука увидели двух всадников, въезжающих в ворота. В утренней дымке, в лучах всходящего над равниной солнца казались они фракийскими всадниками, божественными близнецами, которым поклоняются на обоих берегах Данубия, а в Риме почитают как Кастора и Поллукса. Под серыми дорожными плащами поблескивали начищенные до солнечного блеска доспехи.