Бриллианты безымянной реки - Татьяна Олеговна Беспалова

– Послушай! Ты меня ударил! – проговорила Анна.

– Думаешь, тебе всё можно? – огрызнулся он и добавил:

– Если тебе всё можно, то почему мне нельзя?

– Но почему? Я просто хотела приласкать…

– Меня? – Он наконец обернулся.

В сумеречном свете глаза Георгия сияли, как светлячки. Так они светятся у животных, когда их радужка поймает в темноте случайный луч света. Анна вздрогнула, но решимость к выяснению отношений в ней не убавилась.

– Ты меня ударил, – повторила она. – Ты мужчина. Я женщина. И ты меня ударил. Что смотришь? Что скажешь?

– Не хочу говорить.

Он отвернулся. Она продолжала:

– Мужчина не должен бить женщину. Never. Ни при каких обстоятельствах. Мужчина должен быть рыцарем. Don’t you know about it?[65]

– Не знаю…

Георгий куда-то спрятал коротенький бычок и тут же закурил новую сигарету.

– А должен бы знать, ведь ты образованный человек, ветеринарный врач. Вот мой Гамлет…

Георгий внезапно окрысился:

– Ну!!! Ветеринарный врач. Конечно, ветеринарный врач. Именно ветеринарный, а не какой-нибудь Гамлет!..

Он подскочил к окну, уставился на Анну огромными, побелевшими, очень злыми глазами. Она заметила, как дрожат его руки. Нечаянно или нарочно – не понять, но Георгий смял в кулаке зажженную сигарету и даже не поморщился.

– Гамлет! Гамлет! – передразнил он. – Завтра девушка товарища Байбакова узнает, что к чему. Завтра дедушка разберется, чья она любовница или подруга!..

Продолжал Георгий ещё более бессвязно. Поминутно поминая какого-то безымянного дедушку, какую-то женщину с архаичным именем Аграфена. Он добился главного: Анна наконец испугалась. Она одна вдали от дома, среди чужих людей, чьи дела и намерения ей не понятны. Удар страха был внезапным и резким, так умелая и крепкая рука ударяет киянкой по доске. Через мгновение Анна обнаружила себя на полу, собирающей в подол нарядного платья черепки разбитых цветочных горшков, рассыпанную землю и поломанные стебли герани.

– Я знаю, кто ты! Ты – аферистка. И командировка у тебя поддельная, а возможно, и паспорт!..

– Нет. Паспорт настоящий. Да и командировка тоже. Я действительно работаю в «Гидропроекте». Всё можно проверить.

Анна говорила ещё что-то, неумело оправдываясь. Георгий выкрикивал упрёки. Он торчал в оконном проёме со стороны палисадника.

– Строишь из себя… что-то! А сама за сутки три бутылки водки выпила. А ещё и самогон. И ни в чём не созналась. Хорошая у тебя закалочка. Всё! «Гамлет! Гамлет!» Кому нужен твой Гамлет?!! Я выведу тебя!.. Я докажу!.. Или ты думаешь, я дурак?!!

Наконец-то она сообразила: ревность! Анне казалось, что громкий, спотыкающийся его голос перебудит всю округу, но дом спал и снаружи не доносилось ни звука. Она собирала мусор в подол, не щадила собственного нарядного платья, пытаясь такими нехитрыми действиями заглушить нарастающую тревогу. По окончании уборки у неё появился повод покинуть крошечную спаленку, оставив продолжавшего изрыгать загадочные и путаные угрозы Георгия наедине с его гневом.

Нечто похожее на мусорное ведро сыскалось в пустой кухне у печки. Анна ссыпала черепки, комья торфа переломанные останки самого мещанского в мире цветка – герани в печную золу.

В полубеспамятстве искала обратную дорогу в свою спаленку. Несколько раз, как слепой кутёнок, тыкалась лбом в разные двери, которые оказались не просто притворенными, но запертыми. Наконец, она узрела перед собой гору подушек девственной белизны, безукоризненно чистое стёганое покрывало и какие-то ещё мещанские, под стать герани, кружева. Анна прикоснулась к вязи кружева грязным пальцем.

– Подумать только, ришелье! – прошептала она, со всего маху падая на кровать.

Панцирная сетка ответила ей мелодичным звоном. Часть подушек полетела на пол – Анна не любила высоких изголовий. Не озадачивалась она и поисками одеяла. С неё хватило и покрывала, в которое она кое-как завернулась. Анна уснула мгновенно и крепко, ни разу так и не вспомнив о напугавшем её Георгии.

* * *

– Ну и места у нас…

– Да что за места? Что опять?

– Ночь от утра неотличима. Я живу, как во сне.

– Обвязывай на ночь голову тёмным платком, как это делаю я.

– Конечно! И писать в нужнике стану приседая, как ты!

– Ах ты, старый грубиян!

– Что я! Мне до нашего тойона далеко!

– Тише ты! Кэрэ куо спит…

– А Осип? Не спит?

– Ушёл. Надеется успеть вперёд них к оставленному посёлку Амакинской экспедиции. Да попусту это.

– Ох, уж этот посёлок! Сколько бед от него произошло!

– А ты помнишь…

– Как не помнить? Дома на берегу реки, дощатые мостовые, баня, клуб, геофизическая лаборатория, камеральные помещения утопают в болоте. Геологи, чтоб добраться до общежития, скакали по мосткам. Помнишь Бога?..

– Помню, как Георгий убегал от него. Искали чуть не три недели. Он тогда вернулся другим, с побелевшими глазами и полны карманы звёздочек.

– Научил его Бог на свою голову.

– На наше счастье…

– Тише, старая. Слышишь, кровать звенит?

Услышав последнюю фразу, произнесённую стариком Архиереевым уже шепотом, Анна замерла. Действительно, прислушиваясь к тихому разговору хозяев, она позволила себе несколько раз перевернуться с боку на бок.

– Не от того она звенит, – шепотом произнесла хозяйка. – Пойдём посмотрим что к чему.

– Экая ты любопытная! Неловко… Вдруг они там…

– Ловко. Гоша наш ловкач, да не по этой части. Говорю тебе: она в комнате одна.

Анна натянула на нос край покрывала и плотно зажмурила глаза, когда половицы «запели» под дверью её спальни.

– Спит? – тихо просил Архиереев.

– Тише ты. Не ори, – оглушительным шепотом отозвалась его жена.

– Одетая спит. Платье всё измяла. Чулок не сняла. Ты посмотри, какие у неё чулки. Я таких и не видывал.

– Сраму ты не знаешь. Рассматривать чулки кэрэ куо. Да ты спятил. Георгий…

– Тише! Она открыла глаза…

Анна действительно открыла глаза и уставилась в пасмурные лица стариков так, словно видела обоих впервые. Она ждала укоризны, упрёков и даже брани, не теряя хладнокровия. Она лежит в чистой постели одетая, в праздничном платье и чулках, не вполне еще трезвая. Она, конечно, попытается оправдаться. Возможно, даже извинится, но если…

– Что же ты наделала? Как же ухитрилась так бельё перепачкать? – всплеснула руками хозяйка.

– Слабый народец московский. Выпили-то всего-ничего, половину четверти или чуть более – и вот какие последствия, – пробормотал старик.

– Да что там… Напилась я вчера, – нехотя ответила Анна. – Сами и угощали. Сами пили вместе со мной.

– Всё разбросала. А горшки-то? Герань-то где? – ворчал хозяин, собирая по полу разбросанные подушки.

Движения внаклонку давались ему легко, дышал он неслышно, без одышки. Порой он останавливал свою работу, замирал, согнувшись в пояснице. Высматривал что-то на половицах. Отгибал края пёстрого коврика, будто что-то потерял. Хозяйка же