Олег Гончаров - Полонянин

А как только рассвет забрезжил, тут на нас разбойнички и навалились…

И вот теперь мы стояли над поверженным предводителем, на груди которого, прямо под сердцем, были выжжены большой крест и рыба.

Действительно. Чего-чего, а такого ни я, ни Ольга не ожидали. Чтоб христианин на княгиню убийц натравил? Зачем?

— Как же так?! — всплеснула руками Ольга.

— Княгиня! — от леска голос раздался. Повернули мы головы в сторону леса, а оттуда двое гридней мужичка волокут. Тот упирается, вырваться хочет, но крепко его воины держат, руки ему заломили.

— Сейчас и узнаем все, — сказал я.

— Вот, — бросили они мужичка к ногам княгини. — Как заваруха началась, он гребца рогатиной ткнул, а потом в лес кинулся. Спрятаться, видать, хотел.

Захныкал мужичок. Возле ног княгини ползать начал. Все старался чебот ей поцеловать.

— Не губи, матушка, — причитал он. — Дома детушки малые с голодухи пухнут.

— Так чего же ты, заместо того чтоб детей накормить, на кровавое дело подначился? — пнул мужичка ногой гридень.

— Погоди, — остановила его Ольга.

А я над разбойником нагнулся, схватил за шкирку да тряхнул как следует.

— Рассказывай, душегуб! — закричал я на него. — Кто вас подговаривал на княгиню напасть?! Не то сейчас костер раздуем да огнем тебя пытать начнем!

— Как княгиню? — совсем мужичок растерялся. — Он же нам сказал, что она лазутчица Цареградская. В Киеве все колодцы отравила, а теперь на встречу с печенегами спешит, — затараторил он скороговоркой.

— Кто он? — перебил я его, а чтоб соображал быстрее, затрещину ему отвесил.

— Так ведь Претич. — Мужичок совсем сник.

— Какой Претич? — изумилась Ольга.

— Сотник княжеский, — ответил мужичок.

— Вот ведь скотина! Смерд! Змий ползучий! — разозлилась княгиня. — Я его из грязи подняла, а он…

Что-то не укладывалось у меня голове. Пока Ольга ногой топала да на сотника своего ругалась, я все вспомнить пытался: уезжал ли Претич из города?

— Не гневайся, княгинюшка, — вновь застонал разбойник. — Ведь не знали мы…

— Когда он приезжал? — насел я на него. — Куда уехал?

— Кто? — мужичок на меня уставился.

— Сотник. Претич.

— Да никуда он не уехал, — пожал плечами тот. — Вон он лежит, — кивнул он в сторону предводителя, — убитый вами.

— Он?! — показал я рукой на мертвяка.

— Точно, он, — закивал головой разбойник. — Вчера он к нам в деревеньку прискакал. Говорит: я, дескать, сотник Претич, княгиней к вам за подмогой послан. В городе силы воинской почти не осталось, а нам надобно бабу страшную перехватить, которая колодцы все отравила, собак дохлых в них набросала. Дескать, выманили ее из Киева. Наврали, что дите ее, змеюкино, к нашим в полон попало. Свенельд с каганом Святославом его на цепи держат. Он ведь, слышь, чадами православными питается. А коли мы бабу эту одолеем, так княгиня Ольга деревеньке нашей ругу за пять лет простит. Ну, мужики у нас смекнули да рогатины медвежьи достали…

— О чем это он? — Ольга никак не могла понять, что там мужичок бормочет.

— Вот что, княгиня. Пойдем-ка в сторонку отойдем, — шепнул я ей.

— А я как же? — взметнулся было мужичок, но ратники его вмиг осадили.

— Тут пока его подержите, — сказал я воинам, Ольгу под локоток подхватил и к убитому христианину ее подвел.

— Слушай, княгиня, — зашептал я ей на ухо, — сдается мне, что с сыном твоим все в порядке. Жив он, здоров, и полон его — выдумка. И Свенельд живой…

— Ты с чего это решил? — вылупилась она на меня.

— А разве ты этого мужичка не слышала? — кивнул я на разбойника. — Самозванный Претич им про сына твоего наплел, будто он у Свенельда в плену. Считай слово в слово повторил то, что тебе гонец привез. Ловушка это. Западня. Кем-то подстроено все, чтоб тебя из Киева выманить. Неужто не понятно?

— Так кто же это? — Ольга испуганно на меня взглянула.

— А что? Мало по Руси у тебя недругов? — пожал я плечами.

— Но христианин он. — Она внимательно посмотрела на убитого.

Нагнулся я над ним, в лицо вгляделся.

— Сдается мне, что рожа у него знакомая. Чудится мне, то ли на Подоле, то ли в Козарах его встречал. — Я почувствовал, как злость накатывает на меня. — Мне бы с гонцом потолковать. Да побыстрее.

— Так ты уверен, что со Святославом все хорошо? — все еще волновалась она за сына.

— Уверен, — кивнул я.

— Что ж, — княгиня сказала, — если ты прав и мне злопыхателя найдешь, тогда награжу тебя щедро. Ну а коли с каганом все же беда случится, я сама с тебя шкуру ремнями нарежу и солью мясо твое засыплю.

— На все воля твоя, княгиня, — склонил я перед ней голову.

— Отпустите его! — повернулась она к воинам, которые мужичка держали. — Пусть в деревеньку свою вертается. Велит огнищанам своих схоронить. Зла я на тебя не держу боле, — поклонилась она ошалевшему мужичку. — И ругу с вас на пять лет снимаю, как и обещано вам было.

— Благодетельница! — кинулся мужичок ей в ноги. — Всех Богов за тебя просить буду, чтоб они тебе долгой жизни послали!

— Ступай! — сказала она.

22 мая 951 г.

Я подлетел к киевским воротам. Конь мой пеной исходил, потом обливался, дышал тяжело. И сам я не лучше того коня был. Замаялся за дорогу. В город спешил. Гнал коня, не обращая внимания на жару и пыль, на ночи безлунные, на чащи буреломные, на рану в боку. Нужно мне было как можно быстрее в подклети оказаться да с гонцом поговорить, потому и загонял буланого. Слава Велесу, что до смерти не загнал.

Ольга-то обратно на ладье возвращалась. Супротив течения тяжело грести, по себе знаю. А значит, опередил я ее на целый день.

Сошел с коня занужоного, по шее его с благодарностью похлопал — не подвел буланый. Скрозь ворота в поводу его провел, через майдан к конюшне направился. Иду, а сам думаю: «Как же они, волки, все рассчитать могли? Ведь знали же, что Ольга на выручку к сыну кинется. Уверены были, что в тот же день она из Киева на ладье сорвется. Какой путь ладья до вечера пройти успеет, прикинуть нетрудно. Вот и послали христианина в ближайшую деревеньку. Народ взбаламутить проще простого. Война идет. А тут: баба — лазутчица, колодцы отравленные, руга за пять лет. Мужики и поднялись за правое дело. Придумать же надо такую ложь…»

Привязал я коня, расседлал, соломой его обтер. Пусть остывает. Сам же в терем бросился. Малуша мне навстречу выскочила:

— Ты чего, Добрынюшка, вернулся? Отмахнулся я от вопроса ее:

— Куда вы с Заглядой гонца определили?

— В порубе он сидит, как ты и велел, — сказала сестренка.

— Веди к нему.

Прошли мы под крыльцо, в подпол спустились, к двери запертой подошли.