Холодные чары. Лед в истории человечества - Макс Леонард

В 1990-е годы на первый план вышел Гюнтер фон Хагенс, немецкий шоумен-анатом, чья собственная техника консервации тел – пластинация – позволила ему выставлять на обозрение в своих выставках Body Worlds мертвых людей, собак, лошадей и даже жирафов, в различной степени избавленных от внешних покровов, с их костями, органами, артериями, венами и другими системами, превращенными в пластик и продемонстрированными всему миру. Работа фон Хагенса вызвала немало споров – вопросы согласия, приличия и вкуса не исчезают, – но он настаивал, что эти экспонаты предназначены для образовательных целей. Также сообщалось, что он работал над новой техникой для создания сверхтонких замороженных срезов. В 2011 году фон Хагенс заявил, что у него болезнь Паркинсона и что, когда он умрет, его тело будет пластинировано и выставлено.

Тело Брауне, или то, что от него осталось, по моим сведениям, до сих пор находится там, где он его оставил, в лейпцигском кладбище в 1892 году. Тем не менее, как настаивал Томас Дуайт в 1881 году, замороженные срезы оказались полезными на долгие годы, и ледяная одержимость Брауне обрела вторую жизнь, которую ни он, ни объекты его экспериментов не могли себе представить.

10. Воины

Лед в войне, война во льду

Орополитика, сущ. – альпинизм с политической целью.

Не только эта страна, но и весь мир, по сравнению с познаниями в других областях природы, обладает скудными знаниями о снеге и льде. И это удача, ведь тот, кто разберется в этом первым, может получить огромное преимущество.

Макс Перуц, ученый, меморандум правительства Великобритании, 1942 год

«В прошлое воскресенье мальчик был спасен в последний момент от неминуемой гибели в воде. Он ступил на только что образовавшийся лед на реке Инн, ниже гарнизонного госпиталя, и провалился. К счастью, его вытащили смелые товарищи» [1].

Эти три предложения – весь текст заметки, опубликованной 9 января 1894 года в газете Donau-Zeitung[206], освещавшей события в приграничном баварском городке Пассау. Совершенно заурядный случай, типичная короткая новость, ради которых и существуют местные газеты. И все же этот инцидент мог изменить ход XX века.

От забвения этот случай спасает еще одна историческая сноска: в 1892 году австрийский таможенник получил повышение и новое назначение в Пассау, куда переехал вместе с женой и маленькими детьми. Их новый дом – квартира в здании, принадлежавшем местной семье Кюбергеров, всего в 50 метрах от реки. Звали этого человека Алоис Шикльгрубер, но несколькими годами ранее он добился официального признания своего отчима, Иоганна Гайдлера, своим биологическим отцом. Когда власти зафиксировали смену фамилии, в документах допустили ошибку, и он стал Алоисом Гитлером. Редкое имя, но, к несчастью, не единственное в истории.

Долгие годы в Пассау передавали из уст в уста историю, как Иоганн Кюльбергер, сын домовладельца семьи Гитлеров, когда-то вытащил маленького Адольфа из реки. Сам Кюльбергер, ставший впоследствии органистом и хормейстером, признался в этом своему преемнику в кафедральном соборе Пассау. Говорят, он сожалел о своей милосердной ошибке, ставшей смертным грехом, до самой кончины. Но лишь в 2012 году, когда был обнаружен газетный фрагмент, появилась хоть какая-то возможность подтвердить эту легенду.

Как известно, Гитлер так и не научился плавать. В зрелые годы он избегал Пассау, опасаясь, что здесь могут раскрыться его неблагородные корни, – вместо этого он предпочитал замок неподалеку. Но, похоже, сам эпизод с падением в реку его ничуть не задел. А если бы те юные товарищи оказались в меньшей степени христианами или менее смелыми? Тогда перед нами открылся бы целый мир альтернативной истории.

Во многих предыдущих главах мы уже видели, как лед на протяжении истории был грозным препятствием, определяя границы нашего мира. Но есть и геополитическая закономерность: войны часто ведутся за границы – а порой и прямо на них. До XX века, чтобы атаковать или защищаться, противникам приходилось находиться в непосредственной близости друг от друга. Война требовала близости – к местам, где жили люди, и к центрам власти. Катапульты и пушки не стреляют далеко.

Вот почему обширные ледяные пространства долгое время служили естественным охладителем для горячих военных амбиций. В 1812 году Наполеон узнал об этом на собственном горьком опыте: после взятия Москвы он медлил с отступлением на запад, и зима сомкнула над его армией свои смертельные объятия. Температура опускалась до –37 °C, лошади падали и ломали ноги, не будучи подкованы для движения по льду, а солдаты погибали от обезвоживания – ведь жидкой воды не было.

Близость к центрам власти – или ее отсутствие – объясняет, почему США и Россия смогли веками существовать бок о бок там, где Сибирь почти касается Аляски. В этих землях просто нечего захватывать, некому вести войну и невозможно поддерживать жизнь тех, кто бы попытался[207].

Тем не менее в начале XX века все изменилось. Современная индустриальная война перестала требовать непосредственной близости к противнику. Чтобы нанести удар, уже не нужно было находиться рядом. И тогда огромные ледяные пространства обрели новую стратегическую ценность для некоторых западных держав – ценность, никак не связанную с их ресурсами или географическим положением. Война затягивала людей в места, куда в мирное время они бы никогда не отправились. Теперь важной становилась не близость к врагу, а вынужденная близость к самому льду. Он превращался в укрытие, в тактическое преимущество, в смертельную ловушку – и даже в самостоятельного врага.

* * *

Когда в июне 1914 года в Сараево был убит эрцгерцог Франц Фердинанд, что положило начало Первой мировой войне, Италия поначалу предпочла сохранять нейтралитет. С 1882 года она входила в Тройственный союз с Германией и Австро-Венгрией, но ее отношения с империей Габсбургов оставались натянутыми. На северной границе Италии австрийские владения тянулись через Альпы, а на востоке граница неустойчиво петляла по равнинам Фриули и поднималась к подножию Юлийских Альп, оставляя Венецию и всю область Венето, с точки зрения итальянцев, в опасной уязвимости.

В 1915 году Италия разорвала союз и вступила в войну на стороне Антанты, соблазненная обещанием территориальных приобретений, которые многие считали исконно итальянскими. Главными из них были Тренто и регион Трентино–Альто-Адидже (австрийский Южный Тироль), а также портовый город Триест. Италия также рассчитывала расширить свои владения на Адриатике и усилить влияние в Албании. Генералы мечтали о стремительном и легком походе, который приведет их к Рождеству с