Виктор Тихомиров - ЧАПАЕВ — ЧАПАЕВ

— В чем дело?! Что вам надо?! Где я?! — вскрикивала та, отчасти обессиленная сверлящим взглядом красавицы. — Отпустите меня! — воскликнула Соня жалобно еще раз и некоторое время билась молча, как рыба в своих путах.

Когда путы ослабевали, Дядя подскакивал и молча затягивал их потуже. В присутствие Раисы Поликарповны, он всегда почти полностью терял дар речи, находясь, будто под гипнозом ее зеленых глаз, но все понимал и двигался тихо, как змей. И, наоборот, без ее присмотра, делался порой говорлив и шумен до чрезвычайности.

Следуя командному жесту красавицы, Дядя поднял пленницу на руки вместе с табуретом и перенес в середину помещения.

Раиса принялась почти бегом нарезать круги вокруг табурета с девушкой, не отрывая от нее испепеляющего взора.

— Посиди, подумай пока, — зловеще обронила она, производя тщательный, детальный осмотр пленницы. Осмотр не показал ничего. Правда, явных недостатков у девушки тоже не обнаружилось. Ноги вроде не кривы, лицо симметрично и даже волосы рыжеватого оттенка, но не как у Раисы, а не в пример жиже. Грудь же, точно, не стоила никакого разговора.

— Ну и что он в тебе, интересно, нашел? — зло и отчасти горестно воскликнула Рая, — что может быть в бледной поганке такого особенно интересного?!

Соня, помимо того что совершенно не имела ничего возразить, не вдруг и сообразила, что происшедшее касается кумира ее, Семена Ворона.

— Видимо, это его женщина, может быть, бывшая жена, — догадалась девушка, принимая решение быть максимально смиренной и все снести, что будет.

Распалившись и боясь повести себя как-нибудь особенно глупо и опрометчиво, что уж и случалось с ней не однажды, Раиса выскочила на двор — глотнуть свежего воздуха. Но там она немедленно получила упавшим с дверного косяка ведром по лбу, отчего наоборот утратила способность к самоконтролю.

Зафутболив невинным предметом обихода по кустам и плюнув в сторону безмолвно сидящего на цепи Полкана, она вернулась к допросу. Потирая ушибленное место, Рая прогнала на улицу Дядю, затем встала напротив девушки, уперла руки в бока и крикнула что было мочи:

— Вы только посмотрите на нее! Что он в тебе нашел, я спрашиваю?! Отвечай быстро!

— А — а?! — пропищала жалобно Соня.

— Замолкни!!! — сразу же оборвала ее Рая. — Я тебя не спрашиваю! — и принялась опять носиться вокруг табурета. — Не понимаю! Не понимаю! Ладно бы хоть рожа была! Ну хоть что-нибудь бы! Нет! Ничего же ведь нет! Пустое место сидит передо мной и все!

Рая подскочила к девушке и схватив ее за что попало, а попали веревки и часть прически, принялась исступленно трясти свою жертву, пока не уморилась. Голова Сони безвольно моталась на шее, глаза затуманились, с минуты на минуту должен был случиться обморок.

— Слыхала я, слыхала про этих художничков, да артистов! Да и видела уж кой кого. С кем только не свяжутся вечно! Где только откапывают этих мышей белесых?! — продолжала причитать Раиса, то расширяя радиусы кругов, то сужая.

Затем она схватила со стола большой нож и решительно бросилась к девушке. Та жалобно вскрикнула и крепко зажмурила глаза, готовясь к самому ужасному. При этом она успела молниеносно подумать о том, что, наверное, так нагрешила в жизни, что Бог решил наказать ее руками именно этой злодейки.

Не смотря на активное участие сперва в пионерской, а после в комсомольской организациях, Соня, по секрету от всех, верила в Бога. Вера ее происходила от бабушкиных внушений. Имея немалый и печальный жизненный опыт, бабушка учила ее верить, но тайно, не уклоняясь от общепринятых норм. Она и в церковь ее водила, но это было давно и далеко в деревне.

Однако страшное лезвие не коснулось Сони. Ножом Раиса принялась разрезать веревки, которых бестолково накрутил Дядя.

— А ну, раздевайся! — скомандовала красавица, освободив пленницу от пут и расстегнув наручники.

Соня, ожидавшая чего-то гораздо худшего и как бы заново родившаяся, принялась исполнять команду. Голова ее кружилась, она ни о чем теперь не думала, раздеваясь, как в предбаннике и складывая вещички на пол.

— Давай, давай, нечего тут робеть! Раньше надо было стесняться. Все снимай, до нитки, — подгоняла ее Рая, предупреждая вопросы.

Как только Соня сняла свои трикотажные трусики и смиренно присела на место, женщина схватила ее за руку и, сдернув с табурета, подтащила к зеркалу. Девушка слабо упиралась, не перестав еще радоваться, что не зарезана, как поросенок.

— Стой тут и руки по швам! — грубо скомандовала Рая. Затем она отступила несколько назад, в тень и там тоже стремительно и нетерпеливо разделась, оборвав какие-то крючки и отшвырнув снятое в сторону.

Сделавшись обнаженной, женщина-ученый встала рядом с пленницей и также вытянула руки по швам. Некоторое время она сохраняла молчание и только бурно дышала, так что зеркало с ее стороны несколько помутнело. Как ученый, она хотела объективного сравнительного анализа, чтобы экспериментально получить научно обоснованный вывод.

Если бы читатель оказался в подвале третьим, то увиденное, заставило бы его впасть в глубочайшую созерцательную задумчивость.

Иногда мужчинам, а наш читатель, я надеюсь, мужчина, начинает казаться, что все женщины скроены на один манер, с небольшой только разницей в наружности. Отсюда происходит масса простецких поговорок и суждений, типа: «Все они, бабы, одинаковы!» или хуже того: «Все девки — бляди!», основанных, конечно, на заблуждении. В описываемом случае, отличие было так разительно, что взяв сторону одной из особ и ей сочувствуя, легко было допустить, что вторая — инопланетянка. Если говорить коротко, то у одной имелось все, у другой — ничего. Но удивительней было то, что утверждать можно было и прямо противоположное.

У Сони, к примеру, имелась мелкая грудь торчком, казавшаяся ничтожной, в сравнение с бюстом Раисы. Но зато она не жила такой отдельной жизнью, и не требовала специального обхождения. Это была всего лишь гармоническая часть девушки. С другой стороны, в самой ее девичьей наготе и чрезмерной свежести содержалось нечто неприятное, не вяжущееся с романтическими ожиданиями, примерно, как впечатление от туго завернутого поросячьего хвоста. Поэтому, наверное, девушкам-подросткам не рекомендуется обнажаться.

От созерцания же Раиных статей, любому, взятому для примера мужчине, делалось не до романтизма. С определенной точки зрения, все в ней было лишним. Кровь вскипала и ударяла в голову, включалась вся брутальная природа у того, кто смотрел на это. Но и тоска забирала о скрывшихся в тумане юношеских грезах, содержащих и сказочных царевен и заколдованных принцесс, и подступала следом всегдашняя мужская мысль: «Какая же я свинья!».