Фредерик Марриет - Приключение Питера Симпла

— Как фи пожифает, сэр? Ошень рад фас увидел, — сказала она О'Брайену.

— Слава Богу, благодарю вас, мэм, — отвечал О'Брайен, — надеюсь и воротиться в том же здоровье. Но до сих пор я еще не бывал здесь и потому не знаю вас.

— Никогда не быфаль? Помилуй Бог, мне кашется, я знаю фас — мне кашется, я вспоминай фаш красивый фигур. Я леди Родней, сэр. А, молоденький мальшик, как фи поживаете? — продолжала она, обращаясь ко мне. — Надеюсь чести быть ваша прачка, сэр, — заключила она, приседая к О'Брайену.

— А сколько будет стоить?

— Таше цена — немного за штук.

— Сколько это немного? — спросил я.

— Немного, маленький масса? Что такой немного? По пиктарин за два белья.

В это время палуба наша оживилась приходом нескольких армейских офицеров и здешних джентльменов, пришедших осведомиться о новостях. Последовали приглашения со стороны последних к обедам и в дома, и лишь только они отправились обратно, возвратился мистер Фокон. Он сообщил О'Брайену и прочим офицерам, что через несколько дней ожидают прибытия адмирала с эскадрой, а до тех пор мы остаемся в Карлайльском заливе для починки снастей.

Хотя боязнь желтой лихорадки теперь значительно уменьшилась, но мысль о том, что в каюте лежит мертвый наш капитан, постоянно омрачала нас. Вся эта ночь прошла у плотников за работой над его гробом, потому что завтра должно было совершиться погребение. В тропическом климате, где гниение происходит очень скоро, не позволяют держать труп на борту корабля дольше нескольких часов На рассвете следующего утра матросы принялись мыть палубу и убирать корабль; они работали охотно и с каким-то молчаливым благочинием, много говорившим в пользу их чувств. Никогда палубы не были лучше вычищены, койки были обтянуты белыми наволоками, реи рачительно убраны. В восемь часов на половинной вышине мачт были привязаны флаги Матросам приказано было идти позавтракать и умыться; офицеры отправились в каюту проститься с нашим благородным капитаном. Казалось, он умер без страданий: лицо его выражало спокойствие и красоту; однако ж было заметно маленькое изменение, убедившее нас в необходимости спешного погребения. При нас уложили его в гроб, и мы вышли из каюты молча, без разговоров. Когда гроб был заколочен, его вынес на квартердек экипаж баркаса (главного бота) и установил посреди корабля на рострах, прикрыв знаменем Соединенного Королевства. Матросы вышли, не дожидаясь свистка; какая-то торжественность, казалось, преобладала над всеми другими чувствами. Всюду господствовали порядок и тишина, следствие всеобщего уважения к умершему. Когда отдан был приказ занимать боты, матросы исполнили это тихо, будто украдкой. Гроб был принят на баркас и помещен на корме. Прочие боты были также спущены и наполнились офицерами, морскими солдатами и матросами, назначенными участвовать в процессии. Когда все было готово, баркас отчалил; экипаж старался опускать весла тихонько, без плеска. Прочие боты последовали за баркасом и лишь только отплыли от корабля, с противоположной стороны его раздался гром пушек над гладкой поверхностью моря. Между тем по штирборту и бакборту в беспорядке разбросали реи и ослабили канаты в знак отчаяния и нерадения. В это время человек двенадцать, специально к этому подготовленных, бросились со всех сторон к борту корабля и замарали красильными кистями и щетками широкую белую ленту, опоясывающую его изящную внешность, оставив его, таким образом, черным, в глубоком трауре. Теперь и крепость начала отвечать на нашу пальбу. Купеческие корабли, встречавшие на пути процессию к пристани, опускали свои флаги, а экипаж их почтительно обнажал головы. На кладбище гроб нес на своих плечах экипаж баркаса; за ним следовали в трауре мистер Фокон, все офицеры корабля, которых можно было выделить на это, сотня матросов, шедших попарно, и морские солдаты с опущенными вниз ружьями. Процессию встретили армейские офицеры, по обеим сторонам улицы расставлен был полк, музыка играла погребальный марш. Отпевание окончилось, над могилой выпалили из ружей, и со стесненными сердцами возвратились мы к ботам и на корабль.

Мне показалось, и отчасти я и не ошибался, что лишь только мы заплатили свой долг останкам капитана, тотчас же забыли свое горе. Реи снова были убраны, канаты натянуты, мы переоделись по-будничному, и снова возобновилась служба. Дело в том, что морякам и солдатам некогда горевать: ведя бродяжническую жизнь, они беспрестанно встречают новые сцены, столь же разнообразные, как и неожиданные. Через два или три дня капитан казался забытым, хотя в самом деле это было не так. Первым нашим делом было запастись водою; мы спустили бочки в бот. Мне поручено было начальство, вместе с Суинберном, командиром бота. Приставая к берегу, мы увидели толпу негров, купавшихся в проливе; лишь только набегала волна на берег, они кидались в нее своими мохнатыми головами.

— Посмотрите, мистер Симпл, — сказал мне Суинберн, я обращу сейчас в бегство этих негров.

Сказав это, он, указывая пальцем на море, закричал: «Акула! Акула!» Купальщики опрометью и задыхаясь бросились к берегу и остановились не прежде, как увидев себя в безопасности на суше. Видя, что мы смеемся, они осыпали нас ругательствами, называя мошенниками, висельниками и другими позорными именами, какие только могли подобрать в своем словаре. Меня очень позабавила эта сцена, а также негры, окружившие нас, лишь только мы пристали к берегу. Это, казалось, были веселые люди; они поминутно хохотали, болтали, пели и оскаливали свои белые зубы. Один из них пустился плясать вокруг нас, прищелкивая пальцами и горланил какую-то песню без начала и конца.

Я заметил, что мои матросы с удовольствием пьют кокосовое молоко, покупая кокосовые орехи на берегу у торговки-негритянки. Я тоже захотел попробовать этого молока и выбрал себе большой орех. Но негритянка мне сказала:

— Нет, масса, этот для вас не годится. Возьмите вот этот.

Я нашел молоко очень освежающим.

Матросы погрузили бочки с водой в бот и отпросились у меня еще попить кокосового молока, так как было очень жарко. Негры на берегу продолжали петь и плясать, вовлекая и наших матросов в пляску. Когда пришло время возвращаться к боту, они пошли, продолжая вертеться во все стороны и пошатываясь. Большинство из них, придя на бот, свалились мертвецки пьяными на дно шлюпки, остальные объяснили мне, что это на них так подействовало жаркое солнце. Я поверил им, так как было действительно очень жарко, а спиртного они никак не могли достать, так как все время были у меня на глазах.

Когда я возвратился на борт, мистер Фокон, попрежнему ревностно исполнявший обязанности старшего лейтенанта, хотя в настоящее время и был в должности капитана, спросил меня, для чего я позволил матросам напиться пьяными. Я отвечал, что не знаю, каким образом это случилось, потому что не позволял им отлучаться и покупать спиртное; пили же они только кокосовое молоко, которого я не запрещал им, так как было очень жарко. Мистер Фокон улыбнулся.