Мара, дочь Нила - Элоиз Джарвис Мак-Гроу

человек, что сломался, был удивителен, а его товарищ, что все еще держался стойко… С удивлением Шефту повернулся к Каэмуасу и увидел ответ, написанный на его широком и смиренном лице. Это за Сашаем следовал Каэмуас, со слепой преданностью, хотя тот и вел прямо в Землю Тьмы.

Шефту положил руку на массивное плечо, затем повернулся к Усуру.

— Не трогай ушебти. Ты не должен ослеплять хранительниц фараона и оставлять его беззащитным перед врагами. Мы пришли сюда не грабить, а спасать Египет, понимаешь? Боги еще не покарали нас, и, возможно, не покарают.

Он знаком велел Джедету отпустить мужчину, внезапно почувствовав такую усталость, что едва мог стоять. Впереди было еще много дел — нужно было перебрать сокровища, расставить их погребальные подношения вместо взятого золота, наполнить корзины и пронести их через все комнаты, по лестницам и коридорам обратно в верхний мир, затем заштукатурить внешнюю дверь и поставить на ней Царскую Печать… Эх! А как же стражник? Прежде чем запечатать дверь, им придется отнести его вниз, в ту маленькую, усыпанную цветами комнату. Пути богов были странны; этот простой стражник, не отличавшийся ничем, кроме упрямства, обменял свою жизнь на жизнь Египта и будет спать вечно на пороге царской усыпальницы.

Если, конечно, его товарищи не хватятся его…

Эта мысль снова кольнула уставший разум Шефту.

— Живее, — пробормотал он. — Выбирайте самое тяжелое золото.

Он так и не узнал, как долго они трудились там, под возвышающимися изваяниями богов, взвешивая сокровища на ладонях, укладывая массивные чаши, короны, цепи и ожерелья на дно корзин, а драгоценности и ожерелья — сверху. Для Шефту их работа приобрела нереальность лихорадочного сна, в котором неизменными оставались лишь холодная тяжесть золота и звук тяжелого дыхания.

Он был на грани истощения. Борьба с Усуром почти иссушила его силы, и без того подорванные днями напряжения и ночью невыносимой тревоги. Его тревоги вихрились вокруг него — стражник, течение времени, неуверенность в том, смогут ли они выбраться из долины, и превыше всего — глубокая ненависть к тому, что он делал. Каждое его движение, каждая чаша и кубок, что он брал с места, были насилием над целой жизнью сурового учения. «Но это не для нас, это для царя, — говорил он себе. — Лучше нам умереть, чем Египту…»

Матерь Истины, как же трудно дышать! Шефту с усилием выпрямился, с его руки свисала золотая цепь, и нахмурился, глядя на каменную урну, в которую он воткнул факел. Пламя горело мутно и неровно — оно почти догорело, или их голодные легкие поглотили воздух, который ему тоже был нужен для жизни?

— Каэмуас! Зажги новый факел! — приказал Шефту.

Крупный мужчина выпрямился, непонимающе уставился на факел, затем побледнел.

— Господин, — прошептал он. — Мы не взяли другого.

В комнате стало мучительно тихо. Разум каждого наполнился новым страхом, столь первобытным, что он поглотил все остальные, — страхом темноты. Здесь, под землей, тьма была полной, абсолютной, неестественной. Они слишком хорошо помнили, как она следовала за ними и окружала их на всем пути спуска, бесформенное чудовище, сдерживаемое лишь их крошечным пламенем. Они помнили черный лабиринт, ожидавший их теперь, извилины, гулкие залы и лестницы, одинокие коридоры, ведущие в никуда, через которые им предстояло вернуться.

Тихий стон сорвался с губ Усура. Безумие снова овладевало им, и Шефту напряг свою уставшую волю, чтобы противостоять ему.

— Неважно. — Его голос звучал странно. Он боролся, чтобы придать ему твердость, хотя язык казался толстым и онемевшим. — Этот сойдет. Но воздуха здесь осталось мало. Торопитесь.

К его облегчению, необходимость спешить подавила панику Усура. Они с удвоенной силой набросились на золото. Но взгляд Шефту снова скользнул к факелу. Возможно, ему не хватало лишь воздуха, возможно, он снова ярко загорится, когда они покинут эту комнату, где они работали — и дышали — слишком долго. Корзины были почти полны. Комната, лишенная своего блеска, выглядела голой и мрачной.

«Ты должен взять то, что принадлежит ему, вплоть до царской кобры и ожерелья амулетов…»

Голова Шефту пульсировала; он медленно повернулся к саркофагу, проводя языком по губам, но не меняя их сухости. «Будь безжалостен, это нужно сделать», — сказал он себе. Он слабым кивком головы подозвал Джедета; вместе они поспешили по расчищенной тропе, мимо ушебти, к расстеленному краю покрова. Шефту мрачно поднял его, боясь остановиться хоть на миг. Избегая взглядов друг друга, двое мужчин схватили тяжелую крышку и попытались повернуть ее по диагонали на основании. Она не сдвинулась с места.

— Усур! Каэмуас! — задыхаясь, крикнул Джедет.

Копатели подошли, взялись за дело. Теперь имела значение лишь спешка, угасающий факел, тьма. Под напряжением восьми сильных рук толстая плита заскрежетала, сдвинулась на дюйм с ужасающим скрежетом камня о камень и, наконец, повернулась, открыв треугольный проем у изголовья. Факел горел все слабее и слабее; Шефту не смотрел на лицо мертвого царя, а слепо погрузил руки в темную полость саркофага. Они вышли оттуда, нагруженные цельнозолотыми амулетами, стоившими выкупа за царевича. Он заставил себя прощупать еще раз, чтобы найти тяжелый обруч с золотой коброй, что украшал чело. Он извлек его, сияющий, холодный…

— Теперь! — прошептал он.

И снова плечи напряглись в бешеной спешке. Факел слабо вспыхнул, мигнул — крышка со скрежетом встала на место. Шефту бросил на нее покров, вместе с остальными кинулся к корзинам и факелу. Они бежали, их изголодавшиеся легкие хватали воздух.

Через дверной проем, под поднятыми золотыми посохами двух статуй Исиды, между мебелью и грудами оружия, что загромождали пол, — дальше, в следующую комнату, мимо нарисованных рыбаков, молотильщиков, бесконечных полок с добром, по коридору и вверх по трем лестницам, и дальше…

— Нет, стойте! — Шефту остановился, задыхаясь. Он вытянул факел, вглядываясь в стены перед собой, в лестницу позади. Свет тускло осветил проем второго коридора. — Сюда!

Он свернул в него, и по всему телу побежали мурашки. Как легко было его пропустить! Он должен идти медленнее, быть уверенным, что каждый поворот верен. Но если он замешкается, что будет с факелом? Он с тревогой посмотрел на него. Воздух, казалось, стал лучше, но пламя все равно угасало. Значит, дело не в нехватке воздуха, сам факел был почти на исходе.

Быстрее, быстрее, но осторожнее…

Один из копателей споткнулся о порог, и его тяжелая корзина качнулась в сторону, рассыпав поток золота. С проклятием Шефту опустился на колени, собирая цепи и амулеты, хрупкий браслет,